Так что лучше переправлять контрабандную информацию старомодным, невиртуальным способом. Каждую неделю Цзин Ли резервировала место в багажном контейнере на самолете, вылетавшем из Джей-Эф-Кей[12] в четверг ночью и прибывавшем в Шанхай в субботу на рассвете (по местному времени). Двадцать семь кип компьютерных журналов были уложены в форме куба, упакованы каждая в свою целлофановую оболочку и размещены на деревянном поддоне; все это отправлялось в громадный контейнер. Этот контейнер выгружали не позже чем через час после прибытия самолета, и им завладевал один из людей Чена. Кипа, содержавшая нужный диск, всегда располагалась в центре поддона, и надо было просто вынуть ее, разрезать упаковку и просмотреть стопку журналов в поисках обложки с загнутым уголком. Простота плана делала его изящным. Если случайно загибался уголок другой обложки, следовало сравнить диски из двух журналов, это нетрудно. Диск оперативно доставляли в апартаменты Чена в одном из новейших и кричаще дорогих небоскребов, вокруг которых бродили обнищавшие переселенцы из дальних провинций, надеясь выпросить какие-нибудь поручения у модно одетых шанхайских специалистов, слишком занятых, чтобы самостоятельно относить белье в химчистку или мыть свою новую машину. К середине субботнего дня Чен вышвыривал очередных дам легкого поведения, которых принимал у себя ночью, и усаживался за работу: загружал диск в компьютер и следовал инструкциям Цзин Ли, указывавшей, что именно может открыться из того или иного документа. Он содержал небольшую группу преданных своему делу аналитиков, некоторые из них (перед тем как он их похитил) успели набраться опыта в крупных американских и европейских венчурных фондах и банках, пытающихся выкачать из Китая деньги; они сравнивали эту информацию с материалами из общедоступных источников, что помогало делать выводы в тех случаях, когда Цзин Ли не вполне могла подкрепить свое суждение фактами.
К вечеру воскресенья Чен отбирал те стратегии и сопровождающие документы, которые считал наиболее перспективными, и в понедельник, сидя в закрытой от посторонних глаз столовой одного из самых могущественных китайских банков, разъяснял группке инвесторов, что ему удалось обнаружить. Прихлебывая черепаховый суп, они внимательно слушали, с важным видом кивая, если та или иная возможность казалась особенно многообещающей. Ченом (и он этого не скрывал) двигала смесь жадности, гедонизма и национальной гордости; люди постарше, особенно те, кто застал времена Мао, считали, что Чен для них — открытая книга: показным поведением он удовлетворял свои сокровенные желания. Почти каждую неделю Чен демонстрировал им какое-нибудь достижение, а когда этого не происходило, они обсуждали поступившие за эти семь дней новости о компаниях, за деятельностью которых они следили (или обдумывали ее, или манипулировали ею). А в тех случаях, когда они решали действовать, им помогало их местонахождение на земном шаре. Большинство американских акций не подвержены колебаниям в те пустые часы, когда закрыты европейские и нью-йоркские фондовые биржи, и можно потихоньку занять выгодные позиции, прежде чем на другом конце света активизируются главные игроки. То, что Чен выуживает сведения прямо из Нью-Йорка, подогревало патриотический задор его китайских соратников-инвесторов. Они все до единого ненавидели Америку — или, по крайней мере, говорили, что ненавидят.
Самый подходящий бизнес — умело обходящий законы и правила игры, принятые у западных капиталистов.