Глубокая широкая яма с твердыми песчаными стенами. Сверху — люк.
— Я знаю, как отсюда бежать, — сказал Гард. — Ты встанешь мне на плечи. И мы начнем кричать. Они откроют люк, и какой-нибудь охранник наверняка заглянет сюда, посмотреть, в чем дело. Ты дернешь его вниз, он достанется мне. И — путь свободен.
План казался Гарду вполне простым и, главное, легко выполнимым.
Элеонора согласилась с ним.
Она взобралась на плечи комиссара. Голова ее упиралась в люк, ей пришлось даже пригнуться.
Они начали шуметь. Шумели здорово, от души. Вся накопившаяся энергия, все зло на этот несправедливый мир — вылились в их криках.
Поначалу наверху ничего не происходило.
Потом сверху ударили по люку.
Гард и Элеонора затихли.
—Что там? — раздался грубый голос. Они снова загалдели.
—Тихо! — крикнули сверху. Они затихли.
—Значит так, открывать люк не велено. Даже если вы там поубиваете друг друга, Иисус велел люк не открывать. Он сказал, все равно хоть один из вас в живых да останется. А ему больше и не надо. Ясно вам? Или вы по другому поводу шумите, а? Мужик с бабой в темноте, а?
Наверху расхохотались. Элеонора спрыгнула на землю.
—Ну что, — Гард изо всех сил пытался говорить бодро, — попробуем хотя бы поспать. Сил наберемся, завтра трудный день, — он усмехнулся. — Может быть, последний.
— Я не смогу умереть, пока не отомщу. А о сне и не думай. Нельзя спать.
— Это почему? — удивился Гард. — Ты боишься меня?
— Тебя — нет. Я боюсь змей. Они здесь есть наверняка. Ты уснешь, они почувствуют тепло и придут к тебе.
Этого еще не хватало! Они, два безоружных человека, находятся в земляной яме в абсолютной темноте. В любой момент из любого места этой ямы к ним может прийти в гости змея. В любой момент. И из любого места. Чего это его змеи преследуют постоянно?!
— А если змея появится, что делать? — спросил Гард.
— Раздавить ей голову, — спокойно ответила Элеонора. — Но это очень трудно. Особенно в темноте.
До сообщения о змеях мир вокруг казался абсолютно тихим, беззвучным. А тут сразу показалось, что в яме полно шорохов.
Да не показалось. Точно! Так и есть! Вот он — шорох. Откуда-то справа. Там кто-то выползает из стены. Смотрит своими противными глазками.
Точно! Смотрит!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Слышишь шорох? Подозреваешь, что ползет змея? Вот даже кажется, что видишь ее глаза.
И что, и что же делать? Руку, что ли, протянуть — пощупать: холодное и скользкое или нет?
Бред? Бред.
Еще можно топать ногами, в надежде наступить ей на голову.
Смешно...
Что еще можно предпринять?
Вон, вон из стены торчат два глаза, светятся зеленые огоньки...
Куда бежать?
Гард почувствовал на руке холодное прикосновение, — отдернул руку, отскочил.
А это была Элеонора.
— Ты зря так нервничаешь, Гершен, — почему-то прошептала она. — Мы ничего не можем поделать. Но моя любовь охранит меня. Я знаю, что Корнелиус ждет меня в области, находящейся между смертью и вечным покоем. Я приду к нему, только если отомщу. И по-другому быть не может. Пока я не отомщу, нам нечего бояться.
В темноте ее голос звучал особенно торжественно и гулко.
«Ладно, предположим, — чего только ни бывает в этой безумной стране — любовь охраняет тебя от змей. Ха-ха. Это хорошо. Тебе можно позавидовать. Но — меня? Что может охранить меня?»
И снова два зеленых глаза из стены.
Мгновение — прыгнут.
— Смотри! — крикнул Гард — Змея! Глаза...
— Успокойся, — Элеонора снова взяла его за руку. — Змеиные глаза и на свету разглядеть невозможно. Змеи не видят в темноте, я же тебе объясняла: они чувствуют, где тепло, и стремятся туда. Змеи, наверное, тоже мерзнут.
Быть обогревателем для змей Гарду совсем не хотелось.
Господи, должно же быть какое-то спасение! Неужели я попал в это странное время, к этим странным людям для того лишь, чтобы погибнуть от укуса мерзкой скользкой твари?
Комиссар не заметил, как рухнул на колени и, подняв глаза туда, где был люк, начал неистово молиться:
— Господи, спаси меня, Господи, пожалуйста! Я умоляю Тебя о спасении! И не к кому мне больше обратиться, только Ты можешь меня спасти, только Ты один! Я ведь должен найти Истину, должен! Помоги мне, Господи, это сделать. Ну, пожалуйста, помоги!
Комиссару было так страшно, как не бывало еще никогда в жизни. Не то чтобы он боялся смерти, он уже столько раз смотрел ей в глаза, что привык.
Но быть укушенным змеей здесь, в темной яме, рядом с любимой женщиной... Валяться на земляном полу,
умирая от яда этой твари... А Элеонора, защищенная любовью к другому мужчине, будет стоять над ним...
Когда Гард молился, страх куда-то исчезал и появлялась надежда.
Гард говорил уже что-то непонятное, невнятное, нечеткое, даже бессмысленное... Только одно слово можно было разобрать — Господи! — и больше ничего.
И не было уже ни ямы, ни Элеоноры, ни змей. Вовсе никого не было.
Только Гард и Бог.
И Гарду почему-то казалось, — да что там «казалось», уверен он был! — Бог слышит его, и пока они с Ним разговаривают, ничего ужасного произойти не может.