— Вы что, не знаете, что тело неожиданно умершего человека должно быть погребено без омовения?! Оно должно сохранить свою цельность для воскресения, что вы делаете? Найдите в доме лучшую плащаницу, пропитайте ее самыми изысканными благовониями и оберните ею тело несчастного.
Через несколько минут один из охранников вынес из дома плащаницу, а другой громила перевязал Бараку руки и ноги.
Труп водрузили на носилки. На глаза Бараку положили монеты. Лицо укрыли платком.
После чего мужчины подняли носилки и понесли.
Элеонора шла впереди.
Гард хотел встать с ней рядом, но она удивленно посмотрела на комиссара и указала ему место позади носилок.
Траурная процессия двигалась по городу довольно долго. И все люди, которых они встречали, присоединялись к ним, рыдая и стеная.
Сначала Гард решил, что у Барака в этом городе много знакомых.
Но потом они встретили двух женщин, которые, судя по всему, направлялись на базар.
— Кого хоронят? — спросила одна.
—Не знаю, — ответила другая.
И обе зарыдали-запричитали так, словно хоронили их близкого друга или родственника.
«Эта такая традиция, — подумал комиссар. — Они жалеют человека не потому, что знали его, а потому, что он был человеком. Оно и верно: разве смерть любого не повод для печали оставшихся?»
Женщины шли впереди гроба, мужчины — позади. Скоро вокруг Гарда образовалась довольно внушительная толпа.
«Теперь ясно, для кого Элеонора приказала организовать поминки», — понял комиссар.
Довольно многочисленная процессия остановилась у гробницы.
Гробница более всего напоминала обычную комнату с выступами. На один из таких выступов и положили тело Барака.
После чего дверь гробницы закрыли, и один из охранников начал ее белить.
Когда дверь побелили, все, продолжая рыдать, пошли на поминальную трапезу.
Никогда в своей жизни комиссар не присутствовал на таком странном собрании.
Незнакомые люди разговаривали и вели себя так, будто не только давно знают и любят друг друга, но и Барака знали и любили тоже.
Они говорили о вере, о Боге, о смерти и бессмертии, о судьбе, оборвавшейся в столь раннем возрасте, и о возрождении души.
«В начале истории человечества людей было так мало, — подумал Гард, — что смерть каждого становилась бедой, а затем человечество привыкло терять своих детей и перестало обращать внимание на смерти».
Но он тут же вспомнил, как гибли римские легионеры, как погибли Азгад и Михаэль...
Нет, к смерти тоже может быть разное отношение. И вообще, с этой смертью все так неясно. Лучше уж не думать о ней.
К комиссару подошла Элеонора и сказала:
— Пора.
И они вышли. Вдвоем.
— А охранники? — спросил Гард.
— Я приказала им остаться, — ответила Элеонора. — Неудобно. Видишь, сколько народу пришло оплакивать Барака? Люди же не знают, что это его убийцы. Они считают их близкими друзьями погибшего. Если все уйдут, мы обидим этих людей.
«Парадоксальные порядки в этом мире», — подумал Гард.
Но Элеонора по-своему расценила его молчание:
— Если ты боишься идти без охраны — напрасно. Здесь недалеко. И я знаю, куда идти. Я знаю, где Иисус. Мы дойдем быстро.
И снова началась пустыня.
Нещадно палило солнце, из-под ног выскакивали ящерки и змейки. Поначалу Гард боялся их, но теперь уже привык.
Он уже ко многому привык. Например, к тому, что спокойных и легких путешествий здесь не бывает.
Однако пока ничто не предвещало худого. И если бы не такая жара, путешествие рядом с красавицей Элеонорой вполне можно было бы считать приятным.
Гард расхохотался.
— Ты что? — удивилась Элеонора.
— Помнишь, Егошуа говорил про тайник, в котором лежит много денег? Мы о нем забыли. Может, вернемся, разбогатеем?
Элеонора посмотрела на него с удивлением:
— Если ты несешь Весть Иисусу, зачем тебе думать о богатстве?
«Действительно, зачем? — подумал Гард. — Зачем мне римские монеты, если уже сегодня я отдам Весть Иисусу и мы вернемся на Землю? Точно вернемся. И точно мы. Я и Элеонора».
Элеонора шла быстро. Ее черные волосы развевались красиво и зовуще.
«Я и Элеонора», — еще раз сказал себе Гард.
И тут началось.
Из-за камней выскочила стая шакалов.
Шакалы мчались, разинув пасти и высунув языки.
Было совершенно ясно, что убежать от них невозможно.
Элеонора и Гард встали спина к спине и обнажили мечи.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Гард давно заметил: время — странная категория. В различных ситуациях оно и течет по-разному. Минута может быть незаметной, словно воробей, а может — огромной, словно лев.
Или шакал. Вон они бегут, разинув пасти и высунув языки.
Сколько им бежать еще до Гарда и Элеоноры? Минуту? Полторы?
А сколько будет тянуться эта минута? Сутки? Двое? Вечность?
За то время, что бежали твари, Гард успел подумать все это и еще услышать успел, как Элеонора сказала ему:
— Гершен, помни: у тебя Весть, и это значит, ты себе не принадлежишь. Ты должен найти Иисуса. Только ты можешь найти его и узнать Истину. А если меня уже не будет, не забудь спросить у него, почему Весть так связана со мной. Ладно? Не пойму я, так хотя бы ты узнаешь...
Шакалы были совсем рядом. Гард уже взмахнул мечом, готовясь произвести удар.