Найди меня в Поднебесье

Мейетола надкусила белыми зубами виноградину, яркий сок потек по ее щеке. Арэнкин знал, что она все еще сгорает от бешенства. Даже Елена не желала и смотреть в его сторону долгое время. А Мейетола не Елена, она еще долго будет отходить. Он не знал, что хуже — эта злость или спокойная печальная мудрость Охэнзи. Но давно усвоил, что с Мейетолой никто не мог сравниться в таланте портить настроение.

«Что дальше? Сколько еще это продлится?»

Он нашел Елену взглядом рядом с муспельхами и неизменными вазашками. Кандидатов допустили на прием — пусть развлекутся, отведают муспельхские яства, поговорят об оружии…

Гирмэн, в тяжелом серебристом одеянии с пышным воротником в виде змеиных голов, беседовал с Бхати.

«Он ждет. Выжидает. Остаться в замке? Ни за что. Увести Елену в селение жунов? Опасно. Может, и правда… Новое облачное море десять дней назад, новые смерти, новые толпы нежити. Что значит одна жизнь в сравнении с целым миром? Что значит моя жизнь, зачем я за нее так держусь? Охэнзи прав. Чем я лучше других нагов, чем я лучше Шахиги?»

— Арэнкин… — рука с алыми ногтями сжимает его руку.

«Мир рождается из крови, кровь поддерживает его жизнь. Кто виноват, что мы оказались здесь, забытые пережитки древности, ненужные боги? Свежая кровь, чистая энергия, которой хватит, чтобы обновить весь мир. Или одну мою душу. Что важнее? Я умею приносить жертвы. Могу ли я чем-то пожертвовать?»

— Арэнкин, я люблю тебя…

— Знаю, родная моя. Я тоже тебя люблю.

Мейетола прижимается щекой к его руке.

— Поступай, как считаешь правильным.

— Правильным для кого?

— Если бы я знала… Мне жаль эту девочку.

— Жалость — удел слабых.

— Да. Этому нас учат раньше, чем держать оружие.

— А держать оружие — раньше, чем ходить. Ты спасла меня однажды. Ты нужна мне сейчас.

— Я здесь, мой хороший.

— Прости меня. Прости за Шахигу.

— Не прощу. Никогда.

— Я знаю. И все же… Все кончается.

— Кончается по-разному.

— Мой сын когда-то погиб, как воин, с горящей, неостывшей душой. Эта девушка может погибнуть во имя жизни мира, пока моя душа еще горит ею. Не это ли лучшая смерть? Не в этом ли настоящая жизнь?

Мейетола не ответила. На его запястье остались следы от ногтей.

— Моей энергии тебе недостаточно.

— Если б не ты, я бы уже давно был мертв.

Ее губы скользят по его щеке, касаются шеи. Он легко прикасается к черным волосам, проводит рукой по спине. Она выгибается, из груди вырывается вздох.

— Она нужна тебе.

— Что важнее — моя душа или весь мир?

Алое платье обнажает бедра, его рука скользит выше. Она смеется, запрокинув голову. Он ловит губами ее пальцы.

— Запретный плод, вот что это для тебя. Такой же, как я.

— Мы с тобой не родные по крови, Мейетола.

— Неважно. Все равно это так.

Тихий шелест простыни. Она роняет на его лицо черные локоны. Он лениво поднимает руку, обводит пальцем ее чувственные губы, спускает с плеч алый шелк, обнажает грудь. Она дрожит, сознательно избегает лишних прикосновений, постепенно доводит себя до изнеможения. Соски напрягаются, она склоняется над ним, чтобы поцеловать, но ладонь тихо ложится на ее губы.

— Запретный плод. Откуда это выражение?

— Я не знаю. Из какой-то легенды. Никто уже не помнит.

Он ведет руку по ее груди, нежно ласкает живот, едва касается между ног. Она стонет, закусив губу, и тут же тихо смеется.

— Ты невыносим.

— Взаимно.

— А если я встану и уйду?

— Уходи.

Он нежно сжимает ее рукой. Тихий вскрик. С его приоткрытых губ слетает вздох.

— Я пожалуюсь Райго.

— Жалуйся. Мне уже страшно.

— И правильно. Он очень меня ревнует.

— Вот как?

Он на миг проникает внутрь. Она одним движением расстегивает его пояс. Он поочередно сдавливает влажными пальцами ее твердые соски.

— Кому же из нас ты отдашь предпочтение?

— По настроению.

Она резко отводит его руки, склоняется, щекочет дыханием его губы. На ее губах играет улыбка, нежная рука тянется вниз, размеренно, настойчиво ласкает его ладонью.

— Тебе нужно все это. Ты такой, какой есть. Ты себя не изменишь.

— Я и не пытаюсь.

Его глаза полузакрыты, дыхание прерывистое. Она касается соском его губ. Он едва дотрагивается пальцами до ее напряженного тела. Оба уже на самой грани.

— Я хочу тебя.

— Ты нетерпелив. Терпи.

— Не могу.

— Надо. Запретный плод. Прелесть в предвкушении.

С его губ срывается тяжелый стон, пальцы впиваются в ее бедра. Она задыхается, внизу живота бьется медленный пульс, влага струйками стекает по ногам.

— Какой же ты…

— Что?

— Я скоро начну ревновать тебя к Елене.

— Хотел бы я на это посмотреть.