Найди меня

– Я не знаю, чего я ожидал, – сказал Джар, пытаясь выдавить улыбку. Его мысли скачут и путаются. «Никаких инверсионных следов в небе Фенленда…» Слова даются Джару с трудом:

– Извините. Я не хотел показаться неблагодарным. Это, безусловно, полезно – обсуждать, проговаривать все так, как сейчас. Я всегда находил такие беседы полезными.

Джар лукавил, и Кирстен это понимала.

– Вы говорите это искренне? – спросила она.

– Я вижу, что это помогает, – солгал Джар. Ему следовало поскорей уйти от нее.

– Вот и отлично. Я ценю вашу искренность. Можно я задам вам один последний вопрос: оставила ли вам Роза прощальное письмо, какое-то объяснение своего поступка?

– Вы имеете в виду предсмертную записку?

– Мне не хотелось употреблять это выражение.

– Да, оставила.

Куда она клонит? «Мне очень жаль, что пришлось оставить тебя, малыш, первая и последняя настоящая любовь всей моей жизни…» Джар поклялся никогда и ни с кем не делиться содержанием последнего послания Розы.

– Записка была полезной?

– Она была неясной.

– А Роза любила писать?

– Смотря, что вы под этим подразумеваете. Она всегда писала эссе.

Джар совсем не ожидал следующего вопроса:

– А ежедневник? Вела ли она когда-нибудь дневник?

Слова Кирстен резонировали в ясном, неподвижном воздухе. Вела ли Роза когда-нибудь дневник?

– Чтение дневника иногда помогает тем, кого покидают, – добавила Кирстен.

Подняв глаза, Джар ответил ей тяжелым, пристальным взглядом. Как много известно этой женщине? Как много рассказал ей Карл?

– Дневник? – переспросил он, думая о последних отрывках, которые он читал прошлой ночью о Фиби и бале в колледже, и надеясь, что в черновой папке его уже ждут новые фрагменты. – Нет, Роза никогда не вела дневника.

18

Кембридж, летний триместр 2012 г. (продолжение)

Я не единственная ушла с бала рано. По совету полиции Комитет Майского бала решил свернуть празднество.

И я больше не видела в тот вечер ни Ника, ни Тима. Я, конечно, могла разыскать Тима и, сославшись на трагедию с Фиби, объяснить ему, почему не вернулась к плавучему казино, у которого я его оставила. Но мне хотелось тогда только одного: как можно быстрей убраться подальше от колледжа.

Я перешла мост и спустилась вниз, к Кингс-Парейд, теша себя надеждой, что Джар не рассердится от того, что я разбужу его в такой час. По улицам слонялись расфуфыренные, но растерянные участники бала – привилегированная кембриджская диаспора. Один парень тщетно пытался успокоить свою девушку, громко заливавшуюся слезами. А на стене рядом с домиком привратника Королевского колледжа о чем-то тихо шепталась понурая парочка с бутылкой шампанского у ног.

Мне пришлось несколько раз позвонить в звонок на двери Джара, прежде чем он появился на пороге в своем домашнем халате. Было два часа ночи, и я в своем бальном наряде ревела белугой, но он впустил меня без единого слова. Как только дверь за мной закрылась, я, содрогаясь от рыданий, упала в его объятия. Джар крепко держал меня до тех пор, пока я не перестала плакать. А потом нежно повел меня наверх и усадил на кожаную софу в гостиной, отодвинув в сторонку подушки и одеяло.

Глотая виски, я рассказала ему о событиях этой ночи – сначала о Фиби, а затем и о Тиме. Мои терзания по поводу Тима вдруг показались такими пустяковыми в сравнении с трагедией, разыгравшейся потом в Саду студентов.

– Если они нашли Фиби быстро, то, возможно, ее еще удастся спасти, – сказал Джар.