Нагорная проповедь

Пока же наше око далеко от совершенства. Привычный нам подход к вещам отличается огромной предвзятостью, и мы, сами того не подозревая, смотрим на мир и судим о нем не объективно, а определенным образом. Но придет время – и наше внутреннее око освободится от такого помрачения, и тогда самые заурядные явления покажутся нам небывало значимыми, незначительное – предельно важным, а великолепие, приводившее нас прежде в восхищение, – пустой иллюзией, знаменитые мудрые мысли – детским лепетом, а наша жизнь и наши поступки – утонченным фиглярством. И тотчас же субъективная атмосфера, окружающая человечество, рассеется, и мы вступим в прямой контакт с объективным.

Возможно, подобная «среда обитания» однажды покажется нам настолько странной и неподобающей, что нам станет неуютно в нашей культурной оболочке, а принятая в нашем обществе манера поведения настолько вычурной, экстравагантной, сродни кривлянию, что у нас пропадет всякое желание быть причастными ко всему этому. Самомнение станет в наших глазах атавизмом, унаследованным от обезьян, тщеславие – помешательством, эгоизм – тупой ограниченностью, а стяжательство – чем-то вроде мании преследования. Мы начнем удивляться тому, что каждый наделенный скромным талантишком человек считает себя обладателем философского камня, и при этом другие нисколько не сомневаются в его уме; что философская и религиозная игра в теории воспринимается людьми всерьез; и что в то же время простые законы жизни с восторгом принимаются за измышления чьего-то ума, которым и не думают следовать. И нас охватит ужас при мысли, что мы, сами того не замечая, жили прежде не реальностью, а одними лишь идеями и лозунгами, будто по чьим-то нотам.

Или вот хотя бы наша предвзятость во взгляде на самые разные вещи, когда мы считаем, например, что дети принадлежат родителям, женщина – существо подчиненное, страдания – подлинное несчастье, спасение – в смерти и т. д. Но когда однажды наше затуманенное око прояснится, мы увидим, что все нами расставлено не по своим местам и перевернуто с ног на голову. Будто суггестивное влияние обычаев и условностей, верхоглядство, однобокость, ограниченность и внутренняя извращенность заслонили наше око своими иллюзиями, и мы видим вещи не такими, каковы они на самом деле, а словно сквозь вуаль, в некоем причудливом ракурсе, расцвеченными и размытыми. Из-за этого наше чувство реального притупилось, а у некоторых и вовсе атрофировалось. И лишь когда субъективную предвзятость постепенно смоет объективное течение нашей собственной жизни и нарастающая в нас правда сделает наше око чистым, вот тогда мы сможем смотреть на жизнь объективно, как бы из другого мира.

Стало быть, наша способность видеть целиком и полностью зависит от наших личностных свойств, ибо они и составляют ее основу. Мы всматриваемся в мир. Наша сущность отражается в том, как мы постигаем вещи. Каковы мы, таково и наше око. Если искренни, то и чувства наши чисты, если натуры цельные, то и смотрим на все просто. Но если мы люди церемонные и обстоятельные, то все нам кажется сложным, если рефлексивные, то все видим искаженным, если зависимы от настроений, то на все накладывается оттенок их, если в душе лживы, то видим лишь то, что хотим увидеть, если не уверены в себе, то все у нас меняется, как в калейдоскопе, если натуры сумбурные, то все нам представляется неясным и запутанным. То есть именно чистота, простодушие и непредвзятость нашего собственного внутреннего настроя и определяют, способно ли наше сознание быть светом жизни.

То же справедливо и в отношении нашей собственной манеры держать себя. Если центр тяжести нашей жизни находится вне нас, в каких-либо благах или идеалах, то сознание пленяется, увлекается и пропитывается ими настолько, что по сути уже не мы что-либо воспринимаем, вынося на этот счет суждения, а скорее, та сила, в чьей власти мы находимся. И мы уже смотрим на все глазами мамоны, страстей и подчинивших нас себе интересов. Такие люди живут в плену чудовищных иллюзий. Все вещи, к которым тяготеет их душа, кажутся им важными, ценными, незаменимыми, приносящими удовлетворение и счастье. Для них мир иллюзорного, преходящего, бесполезного и есть сущее, а их бессодержательные, бессмысленные, сумасбродные дела и поступки видятся им значимыми и вполне пригодными для того, чтобы в таком мире существовать. Истинного и подлинного в человеке они попросту не замечают. Более того, оно не открывается им, даже когда страшный удар судьбы на мгновение обнажает перед ними их самообман. И тогда все великолепие и блеск их жизни оказываются ненужным и отвратительным хламом! Однако они не в состоянии увидеть подлинные жизненные ценности и непреходящие блага, поскольку те скрыты от них под слоем мусора. Перестав быть зависимыми, мы избавимся и от собственной необъективности. Тогда туманы, скрывавшие от нас истинный мир, бесследно рассеются, и он предстанет перед нами таким, какой есть в действительности.