Наглое игнорирование

В этом медсанбате были те же беды, но на новый лад. Опять лютая нехватка людей, особенно – специалистов, мизер хирургов – правда все-таки двое тут работало, потери глупые от немецкой авиации – правда, этих проштурмовали пару раз истребители, бомберы поздно спохватились, медики выводы сделали быстро, битье действительно определяет сознание. И вал раненых, потоп какой-то просто. Адъютант старший пропал без вести вместе с грузовиком вчера, и десяток санитаров куда-то делся. Оружия у персонала не было никакого, зато у сортировочной палатки валялась гора винтовок, раненые с собой притащили. В общем – что было видно и сразу же по прибытии – хаос и неразбериха.

Берестов включился в работу – благо все же в мирное еще время многое успел узнать и понять. Главное – он, в отличие от многих – четко понимал всю мудрую организацию помощи раненым. Чем дальше в тыл, тем квалифицированнее и серьезнее. В самом начале – на передовой – только кровь остановить, да перебитую конечность зафиксировать, чтоб не болталась, острыми костяными отломками деря мясо, нервы и сосуды и ухудшая состояние еще больше. Батальон – уже фельдшер вступает в дело. Полк – уже врач помогает, а в медсанбате и хирурги есть. И спасенного раненого – в госпиталя, в тыл. На долечивание. А за одного битого – не зря двух небитых дают. Обстрелянный боец трех новобранцев стоит. Это старлей знал точно и сейчас очень жалел, что нет тут давешних Корзуна с Ивановым. Такие санитары нужны, чтоб пяток чужих мотоциклистов не мог вытворять что угодно с врачами и ранеными. Не как мирный Петренко или хитрожопый Кравчук, который вместе со своим таким же приятелем, словно в воду канул, да еще оказалось, что уперли рюкзак консервов и пять винтовок, что навело Берестова сразу на очень нехорошие мысли. Еще и сослались на приказ Потаповой, сволочи, грозили – шумели. В лучшем случае – дезертирство и греметь бы терапевту и начальнику штаба за недогляд под трибунал, да разгром все списал.

Планировать работу было некогда, впрочем, план у матерого начштаба и так был в голове, такое же учреждение, принцип работы тот же. И потому он как включился – так и завертелось, не до того стало, чтобы о своем переживать. И маршруты эвакуации спрямить и грузовики найти и санитаров набрать, и еще тысяча проблем, а самое для себя главное – первым делом нашел старлей в куче винтовок новенькую СВТ, умело проверил на исправность, и, не очень много потратив времени нашел там же несколько магазинов, но к конкретной этой винтовке потом подошло всего два, видимо, изначально ее родные, остальные надо было бы подгонять, да времени не было, и так с трудом выдрал чуток минут для того, чтобы возвращаясь с железнодорожной станции понять, как пристреляна винтовка, да магазины проверить – тут-то и вылезли проблемы. Так что теперь оставалось два. Патронов набрал, благо и ремни с подсумками там же валялись – после чего почувствовал себя куда увереннее с грозной тяжестью на плече. На него поглядывали с недоумением, но на это было совершенно наплевать. Из потока людей, прибывавших вместе с ранеными, сколотил вполне команду из десятка человек, как бы и санитаров тоже, вздохнул облегченно, хотя по трезвому умозаключению – ситуация была пиковой.

Немцы ломились, не считаясь с потерями, суя щупальцы моторизованной разведки во все щели. Так уж вышло, что пара дивизий в медсанбатах которых посчастливилось служить Берестову, прикрывали важное направление и для того, чтобы усадить в мешок несколько других советских соединений – надо было вермахту разгромить эти две. Сбить замок с ворот в амбар. Дивизии корчились под ударами, пятились, теряя людей, технику и рубежи обороны. Но – держались. И давали время тем – в тылу, придти в себя и организовать сопротивление нашествию.

Несмотря на целый ряд преимуществ у нападающих дело шло со скрипом. В других местах русские сдавались десятками тысяч, а тут – уперлись. И дрались и за себя и за тех, кто уже сдался. Как-то уже ночью Берестов причислил к своему воинству троих уставших до чертиков пехотинцев с ДТ, которых привез на танке громкоголосый старшина. Оставил бы себе и старшину, да тот только фасон держал, а на деле оказался тоже покалеченным, и когда бравада спала – завалился бравый танкист при всем народе в обморок, словно чувствительная гимназистка, с которой прилюдно сдули пыльцу девственности. Всю ночь шоферы мотались, увозя на желдорстанцию десятки раненых, нуждавшихся в эвакуации. И всю ночь грузили и грузили и конца-края этому не было, как и в прошлые дни. Стоны, жалобы, мат осипший, бравада и корявые шуточки тех, кто ухитрялся держать зубами свою боль и страх… И свинцовая, ставшая уже привычной, запредельная усталость, тело как деревянное, плечи ломит… И медсанбат на другое место пришлось перебрасывать, как разгрузились от раненых. И когда принялись за работу на новом месте – опять пошла та же работа без продыха, без минутки свободной.