Наглое игнорирование

Номера начштаба добыл без особого труда у ВАИ, откопал где-то технические документы, правда, на другое авто, даже перебили ему в рембате номер двигателя под немецкий техпаспорт. С любой точки зрения не подкопаешься. Командир медсанбата только головой покрутил, когда увидел, как из элегантной красавицы сделали невзрачную замарашку. И еще удивленно покрутил головой, когда начальник штаба сообщил, что краска эта нестойкая и облупится скоро, через годик где-то, так что пока поездить можно и на такой, а там глядишь что и поменяется.

— Прямо хоть самому учиться водить, — сказал Рыбоглаз. На что ему Берестов меланхолично заметил, что выучиться водить машину куда проще, чем быть хирургом. Вот он, например, водить машину может, а оперировать – никак.

Возразить на это было нечем и майор потихоньку стал выкраивать свободные минутки для шоферской премудрости. Благо сейчас, когда Берлин, наконец, капитулировал, вместо положенных 30 сложных операций в день получалось куда меньше, да и поток легкораненых упал куда ниже, чем опять же штатные 300 человек в день. Все рассчитывали, что на том дело и закончится, но, увы, пришел новый приказ. Первый Украинский фронт получил почетную задачу – освободить от гитлеровского ига столицу Чехии, стонущую под немецкой оккупацией.

Настроение после этого приказа у Берестова упало. Как офицер – он прекрасно понимал, что практически миллионная группировка армий "Центр" требует, чтобы ее домолотили, это был практически последний огрызок Рейха, и в отличие от наглухо заблокированной в Прибалтике мешанины из разгромленных под Ленинградом немецких войск, эта группа армий имела свободу действий и могла наворочать дел. Сильно ухудшало ситуацию и то, что в составе этой армии была масса карателей и мерзавцев из СС и РОА, многим из сидевших в Чехии в плен к русским попадать было никак нельзя, больно много грязных дел натворили. И это значит – будут драться насмерть. То есть потери будут большими. И это – когда уже Рейх разгромлен и фюрер сдох. Обидно было погибать на Курской дуге и в Польше. Еще горше – в Берлине. А тут – даже и не сказать каково – практически уже после войны, считай. Войска перли привычным катком, вырвавшись на оперативный простор. Фланг у "Центра" после сдачи Берлина рухнул и теперь удар был в мягкое подбрюшье, но как ни крути – миллион немцев и их прихвостней – оставался миллионом солдат и офицеров. Вооруженных, организованных и обеспеченных всем – там даже эти новехонькие реактивные самолеты были!

Замполит сообщил, что в Праге – восстание против немцев, но к этому и сам усач и офицеры медсанбата отнеслись весьма хладнокровно. Раз восстание начато без учета возможной помощи РККА и всяко без корректирования действий с Советским руководством, то опять, значит, Варшава выходит, хотят очередные паны свободолюбы к приходу наших уже гордо заявить, что они сами с усами. Да и вообще отношение к чехам было очень двойственным – больно много и старательно они состряпали оружия – причем – отличного оружия – для Рейха.

И каждый, кто когда-нибудь лежал, посыпаемый точным артиллерийским огнем, под кружащей в небе чешской "рамой", каждый, кто до боли в глазах пытался высмотреть неприметный чешский истребитель танков "Хетцер", каждый, видевший кучи трофеев с чешскими клеймами – от громадных крупнокалиберных дальнобоев до пистолетов и винтовок – каждый имел основание относиться к этим работничкам Рейха очень плохо. Да и пленных немцев, которые в плену оказывались чехами – было что-то очень много. Как, впрочем, и поляков. Часть из них шла потом воевать против немцев, таких с охотой брали в национальные дивизии, но десятки тысяч предпочитали сидеть в лагерях, категорически не желая помогать русским.

Еще больше удивило медсанбатовских, когда проезжали мимо лежащих на обочине нескольких десятков расстрелянных женщин и мужчин в гражданке (уж насмотрелись на расстрелянных за время войны) – правда с краю лежало трое в мундирах вермахта. Несколько немецких солдат, уже разоруженных, копали тут же яму для трупов. Их охраняли гражданские – с винтовками и повязками, со странными, незнакомыми касками на головах. Увидели колонну – замахали приветственно руками, выказали радость.

Замполит не удержался и сходил, узнал. Вернулся озадаченный. Сказал поджидавшим его командиру медсанбата и начштаба:

— Чехи немцев местных стреляют. Ничего не понимаю. Они же союзники!

— Они господа и лакеи. А у холуев принято – как господин разорился и уходит – плевать ему на спину. Никакого партизанского движения в Чехии не было, а? Только сейчас, когда мы немцам хребет сломали – они безоружных стреляют? Ну, вот видите! Я им ни на грош не верю – и держать надо ушки на макушке, а то устроят нам, как в Польше, того и гляди в спину пальнут, — несколько рискованно высказался Быстров. Он явно нервничал и обычное его спокойствие сейчас, в конце войны, часто ему изменяло.