Наглое игнорирование

Он на боевой курс – мы как нитка за иголкой. А там внизу вперемешку и наши и немцы, лупят друг по другу мало не в упор, ну мы и вспотели! Бомбы, ракеты как руками укладывали, словно яйца в лукошко! Там на площади две наши тридцатьчетверки зажали, вот мы оттуда и пошли по улочкам сыпать, потом опять заход – и так же, по сантиметрику высчитывая, по головам идя! Пяток немецких жестянок попортили, две загорелись. Тут мне в маслопровод и прилетело, дальше сами видали. Фрицев шуганули хорошо. Так что я тут посижу, подышу свежим воздухом, товарищ капитан, — немного пристыженно, но твердо заявил штурмовик.

— Вольному воля, — пожал плечами комбат и исчез в ходе сообщения.

Калинин переглянулся с раненым наводчиком. Понятное дело – побрезговал летун артиллерийским скромным харчом. Их-то небось всякими разносолами потчуют, да еще сам же стрелок сказал – склады немецкие взяли, а немцы своих летяг тоже кормили как следует. Всяко уж слаще едят и спят мягче. Да и работка у них полегче – сиди себе в кресле мягком, да рули туда-сюда. Потаскали бы пудовые мины часами, поднимая из до среза ствола, а он, к слову, длиной аж в 1740 миллиметров. Так намахаешься за день-деньской, куда там цирковым силачам!

Возбуждение у летячей братии прошло, как-то они оба сдулись. Да и болтать было некогда с ними – грузовики отправлялись на склад – отвезти тару и доставить боезапас, остались после сегодняшней пальбы мышкины слезы.

Взбодрились гости тогда только, когда с того края кто-то закричал": "Немцы!"

Наискосок через поле величественно полз серый здоровенный полугусеничный вездеход, тащивший за собой непонятное сооружение. Сгоряча чуть не обстреляли, но положение спас оживевший лейтенантик, звонко завопивший: "Не стрелять! Это наши!"

— Рисковые у вас ребята. Могли бы и попасть под мины, — укоризненно заявил комвзвода, когда первая суета немного улеглась.

— Так вот же – звезда красная на тягаче, — удивился артиллерийскому неразумию летчик.

— Красочки-то пожалели. Ее и в бинокль не разглядеть, — парировал совершенно справедливо артиллерийский лейтенант.

Тягач тем временем невозмутимо продефилировал прямо к самолету и из него, не шибко поспешая, вылезло с десяток мужиков в комбинезонах.

Летчик со стрелком торопливо попрощались, пригласили заезжать к ним, как время будет и поспешно зашагали к лежащему на голубом брюхе Илу.

— Вот же хамы, братья-славяне, — укоризненно помотал головой пухлощекий лейтенантик. Калинин мысленно согласился с командиром.

Крылатая братия еще раз побеспокоила, попросив дать им в помощь два десятка пленных. Дали, отчего не дать. Хреновина, которую приволок тягач, оказалась волокушами сварными, на них уложили пострадавший аппарат и укатили к себе, наводчик отметил, что все же летюха лапой на прощание помахал и тоже отправился – нашлось ему место в колонне дивизионовых грузовиков.

И вроде бы все и хорошо, но на войне такого не бывает.

Еще тягач с самолетом был виден, как практически на том месте, откуда его уволокли, сочно и звучно грохнуло несколько мин. А потом еще раз. И еще. Невеликие минометки, но если бы летяги не убрались – аккурат бы их накрыло.

Повезло, что гавкающая батарея оказалась в поле видимости у соседей и вскоре Калинин двумя десятками мин, собранных и переданных с батареи на его миномет тремя выстрелами нащупал, а следующими разнес немецких минометчиков. Лишний раз подтвердив свое мастерство. После этого осталось на батарее по две мины на ствол, словно в дурной памяти 1942 году, и пришлось сидеть тихо до вечера, пока грузовики не привезли боезапас.

Надежды на то, что, наконец, удастся выспаться не оправдались, пошло обычное артиллерийское счастье: поспешные ночные сборы, погрузка, марш-бросок, хоть и не далеко, развертывание минометов на старых, давно приготовленных и уже заросших травой, немецких позициях. Они были неплохи, но копать пришлось все равно, потом определение системы ориентиров, привязка к ним, уточнение реперов, пристрелка и прочая рутина. Глаза сомкнуть не получилось и на полчаса.

Утро началось бодро – совсем недалеко загрохотало от души, явная артподготовка.

Чья – непонятно.