С чего вдруг от Санупра пришло приказание особое внимание обратить на возможные случаи симуляции среди бойцов РККА, стало понятно, как пришел замполит. Топорща усы и тараща глаза, главный по политчасти стал задавать странные вопросы по медицине, которые сначала были майором банально не поняты. А как прикажете понимать своего товарища по службе, когда он всерьез спрашивает, правда ли, что если перхоть подзалупную в рот положить, то получится туберкулез?
Но разобрались быстро. Просто оказалось, что немцы сменили тон в листовках и теперь, как и сообщили своему политработнику по команде его начальники, делают упор не на сдаче в плен, а на организации слабодушными симуляций, причем самых разных. Дикий вопрос тем и объяснялся, что в листовке для симулирования туберкулеза и впрямь рекомендовали смешивать содержимое препуциального мешка со слюной во рту и кровью, что при сдаче анализов имитировало туберкулезные палочки.
— Анализы проверять не везде можно, больше по клинической картине врач судит, а тут у симулянта опыта не хватит. Хуже другое – то, что после немцев и туберкулеза вспышка из-за плохого питания и психзаболевания расцвели бурно, хотя немцы всех больных ликвидировали, но от такой жизни под сапогом оккупанта свихнуться легко и – вензаболевания бурным цветом. Такого разврата с сифилисом даже после НЭПа не было! Инфекции эпидемические – самые разнообразные, словно средние века тут наступили. Весь набор социальных болезней налицо, а система здравоохранения уничтожена. Симулянты – это полбеды. Больные в таком невиданном количестве – вот катастрофа. А, ладно, делай что должен и пусть будет, что будет, — махнул рукой командир медсанбата.
— Берестова вы надолго откомандировали, Сергей Сергеевич? — деликатно уточнил политрук.
— Пока комиссия по злодеяниям и ущербу тут не отработает.
— Тогда надолго, — сокрушенно заметил замполит.
— Похоже на то.
Пышноусый потоптался и пошел к себе. Быстров глядел ему вслед и думал, что пришлось кроме начштаба откомандировать еще десяток сотрудников – приказ был из Москвы и пренебречь им было никак невозможно, теперь государственная комиссия собирала и документировала все факты преступлений оккупантов, старательно и точно. Сам командир медсанбата считал, что с этим вопросом можно было бы и погодить, потому как силы отнимались слишком большие и можно было бы пока и подождать, а не эксгумировать многочисленные могилы с расстрелянными и всяко замученными советскими гражданами, тем более, что все равно полностью выполнить такой масштаб работ явно было невозможно. Только в районе, где размещался медсанбат таких расстрельных ям было больше двухсот, а ближе к Кременчугу шли уже рвы с масштабом еще большим – то комиссия обнаруживала на Песчаной Горе траншеи с 2000 евреев, то в 346 Шталаге А трупов военнопленных – до 30 000 человек, а в 346 Шталаге В – до 18 000 трупов. Провести внятную судебную медэкспертизу всем было физически невозможно, так, в общем оценить картину. Большая часть погибших пленных умерла от болезней и истощения, часть расстреляли. Общий стиль работы немецких палачей уже был ясен – характерный выстрел в затылок, укладка трупов слоями друг на друга, у военнопленных обычно были связаны руки шпагатом, а евреи не бунтовали идя на смерть, у них связанных были единицы. Видимо, до последнего момента не верили, что их так ликвидируют. Берестову местные рассказывали про богатую и влиятельную фамилию – жила в городе большая еврейская семья Бейгусов. До революции они держали солидные магазины и занимались весьма успешно оптовой и розничной торговлей. Советы забрали у них магазины. Когда немцы вошли в город, соседи спрашивали Бейгусов, почему они не уезжают? В ответ слышали: "Немцы – цивилизованная нация, их нечего бояться, наоборот, они вернут нам отнятое имущество!" Фашисты всю большую семью Бейгус расстреляли. А вместе с ними и тех, кто сдуру поверил в цивилизованность гитлеровцев, а поверили многие, к бывшим богачам прислушивались…
Теперь начштаба присутствовал при вскрытиях этих ям-могил, подписывал как свидетель акты эксгумации и может среди слипшихся голых трупов и Бейгусов видел. А может и нет, опознавать удавалось в лучшем случае десяток человек из пары сотен, а уж про военнопленных и говорить не приходилось, все они оставались без вести пропавшими и для армии и для родных.