Наедине

И сейчас, пристально глядя за тем, как сильнее разгорается злобный огонек в глазах моего бывшего возлюбленного, я почти не ощущаю перед ним своей вины за то, что он так и не смог всерьез воспринять мои слова и наконец-то отпустить меня из своей клетки, в которой стало невыносимо тесно. Неужели все это время, на протяжении которого мы едва ли перебросились парой десятков фраз, он продолжал на что-то надеяться?

Я просто ужасна.

Бывший возлюбленный выдает нехорошую усмешку и вытягивает ладонь вперед, не касаясь меня.

— Ясно, — его губы кривятся. Он смотрит на Мишку, на меня, снова на Мишку и когда я уже почти готова вырваться между ними, купируя неизбежность нового несвоевременного взрыва, говорит, обращаясь к моему спутнику: — Даже не думай, что я просто отдам ее тебе. Она меня любит, поэтому постоянно отталкивает. Не знаю, почему нас всегда так тянет отгородить своих любимых от собственных страхов, вместо того, чтобы принять от них искреннюю помощь? В конце концов, время расставит все по местам. Милая, — его взгляд перебрасывается на меня и как-то неожиданно становится мягче, теплее. Я застываю, пораженная такой стремительной переменой, несвойственной поведению Володи. — Видишь, я вновь иду тебе навстречу. Я сделаю так, как ты хочешь, если только таким образом можно показать тебе, что мне не все равно… — Володя чертыхается сквозь плотно сцепленные зубы. — Я люблю тебя, — одарив меня прощальной улыбкой, он разворачивается и быстрым шагом идет к дверному проему, оккупированному Никитой.

Глава 20. СОТКАННАЯ ИЗ ШРАМОВ

Мы почти не разговаривали, пока не подошли к моему унылому месту обитания, где Миха, не замешкавшись, вытаскивает из моей дрожащей ладони ключ и сам прикладывает к магнитному кружочку ниже протертых клавиш домофона. Только когда тяжелая подъездная дверь захлопывается за нашими спинами, я понимаю, как напряжена была все это бесконечно долгое время. Казалось, Мишка тоже выдыхает с облегчением. Мы поднимаемся по лестнице, и у двери в мою квартиру я впервые за последние минуты раскрываю рот:

— Зайдешь?

— Если пригласишь, — он пожимает плечами, и я безмолвно распахиваю дверь шире, впуская его внутрь.

Свет вспыхивает от нажатия его пальцев на переключатель, и я вскользь думаю о том, что Миха уже достаточно неплохо освоился в моей квартире. Мне даже немного завидно, ведь сама я до сих пор не могу притереться с этими серыми стенами, они все еще давят на меня, погружая в глубины отчаяния и безысходного одиночества.

Я выбираюсь из куртки, которая тут же оказывается в Мишкиных руках, но сам он раздеваться не спешит. Оглядываюсь на него через плечо, ловлю на себе его сосредоточенный взгляд. Моя куртка все еще в его ладонях, и мне кажется, что он об этом уже позабыл, погруженный в какие-то одному ему известные мысли.

— Насчет Володи… — замолкаю, увидев, как на его лице появляется едва заметная улыбка.

— Ты правда его любишь?

— Нет, — облизываю пересохшие губы. — Конечно, он мне небезразличен, но…

— Давай пока забудем о нем, ладно? Про Володю мне все более-менее ясно, а вот касаемо всего остального хотелось бы просветиться.

Я молчу, и он задает вопрос:

— Ты помнишь, что она сказала?

— О клоуне? — валять дурака, изображая полнейшее неведение, уже нет смысла. Мишка кивает:

— Как думаешь, что это значит?

— Понятия не имею, — приваливаюсь плечом к дверному косяку, устраивая руки у груди в защитной позиции, но Мишка не обращает внимания на то, что мне явно неприятна эта тема.

— У нее не оставалось времени, и Мона это понимала, вот почему сказала то, что в те мгновения казалось ей самым важным.

— Я не знаю… — упрямо качаю головой, избегая снова встречаться с его глазами.

— Фим, — он подходит ко мне вплотную и берет за подбородок двумя пальцами, приподнимая мое застывшее лицо. — Давай уже начистоту. Почему она сказала тебе о клоуне?

— Я не знаю! — само слово «клоун» заставляет меня нервничать. Сбрасываю Михину руку и почти бегом скрываюсь в комнате, уже жалея, что предложила ему зайти и больше всего на свете мечтая о том, чтобы он ушел.

— Фима! — Мишка догоняет меня почти сразу, хватает за руку, и я, дернувшись от него в сторону, падаю на диван, где и замираю без движения, глядя в его сторону глазами загнанного в угол зверя.

— Не знаю, не знаю, не знаю… — повторяю монотонно себе под нос, предупреждая очередные его вопросы, в то время, как мои ладони неосознанно начинают крутить край покрывала.

— Послушай, — он со вздохом садится со мной рядом, взглядом упираясь куда-то себе под ноги. — Мона хотела о чем-то тебя предупредить, да?

Я жмурюсь, стараясь прогнать всплывающие в голове картинки, связанные отдельными частями в виде темного леса, перевернутой машины и человека в гриме. Трясу головой в отрицании, не желая даже думать о чем-то подобном, но губы мои против воли выдавливают предательское согласие:

— Да, скорее всего, да…