Читаем Надсада полностью

Однако на каком-то этапе с кооперативом случилась промашка, и Владимир теперь думал-гадал, где промахнулся: то ли кому-то не угодил, то ли кто-то позавидовал, то ли действительно зарвался. Наслали комиссии, при чем областные, рыли, проверяли, выверяли, обмеряли, просчитывали. С наезда самой первой комиссии и начались хождения молодого Белова по прокуратурам, дознавателям, органам БХСС. Завели дело, и папка та с его делом пухла на глазах. В прокуратуре показали фотографии, на которых полощется в ручье ватага пьяных мужиков и баб, к которым якобы он, Владимир Белов, имеет прямое отношение.

– Так меня же здесь нет, с чего вы взяли, что я к этому (брезгливо кивнул в сторону снимков) имею какое-то отношение?

– Как знать, как знать… – многозначительно хмыкнул следователь. – Банька-то на твоем промысловом участке… Во-он в отдалении стоит. Если не веришь, можно увеличить. – И добавил: – Ну да ладно. Разберемся, а уж там посмотрим, как быть…

Кооператив закрыли, арендованные оборудование, технику описали да чуть было орехо-промысловый участок не отняли.

Но и здесь сработали связи нужных влиятельных людей, и дело до суда не дошло.

Тогда-то и стал постоянно наезжать к дядьке Даниле то в райцентр, то на выселки.

Разговоры вел вроде бы на отвлеченные темы; Данила некоторое время поглядывал на племянника, а однажды сказал ему с усмешкой:

– Я, Володька, понимаю, че ты ко мне зачастил. Пока дела твои шли в гору, ты о дядьке и не вспоминал, теперь – дядька тебе понадобился. Я вить в стороне был, да поглядывал на твои делишки коперативные. Шибко развернулся, с толком взялся за дело, с умом, да жадность тебя сгубила. Тебя вить сдал кто-то близкий тебе.

– Такие мысли и мне самому приходят в голову: автор письма хорошо знал всю мою кооперативную кухню.

– Вот-вот, подумай. К тому ж, паря, обнаглел ты до крайности. Взять твои заготовки леса: валил вить все подряд, в том числе и кедр. Вот я и говорю: жадность тебя сгубила. Я эту жадность в тебе давно приметил, тока раньше она мало проявлялась. И зять твой Курицин – такой же наглец, ежели еще не хуже. Вот уж прыщ на ровном месте… А почему бы, имея в руках весь материал, не взять и не построить в поселке с десяток хороших домов для молодых семей? Убыло бы у вас, что ли? Почему бы детишкам не поставить каку-нибудь катушку, не подсобить старикам с дровишками? И никто, поверь, никто не посмел бы писать кляузы. А ежели бы кто и собрался написать, то враз бы заткнули глотку. И люди бы горой за тебя встали. А так ты один.

– Правильно говоришь, дядька Данила, не просчитал я…

– А тут и просчитывать нечего. Ты с людьми имешь дело, а не с бессловесной скотиной. Тут и злоба, и зависть, и корысть – все вместе. Свалили тебя и – радуются. И – правильно, что урок тебе преподали, следующий раз умнее будешь. Молод еще…

– Интересно ты рассуждаешь: что значит – правильно?

– Так и рассуждаю по-свойски: дураков надо учить, вот тебя и научили. Вывернешься. Небось не без копейки остался…

– Есть маленько…

– Я думаю, не так уж маленько – во-он как гребли. Другой коператив организуешь.

– Так база нужна.

– Вот за этим ты ко мне и ездишь. Мой участок понадобился. Тока, паря, на мою базу рот не разевай. А полезешь – пристрелю, как собаку. Ежели просто поохотиться, то – милости просим. Места и зверя хватит. Но не боле того. Я еще в силе, и на годов десять-пятнадцать меня хватит. Ты знашь, что мой участок – это прикорм всему зверью и копытным в округе. Влезть с заготовками – порушить в природе Присаянья все связи живого и неживого, о чем я тебе не раз говорил. Да ты и сам ученый – институт вить закончил. Вопче же я бы посоветовал тебе отдохнуть, оглядеться, с Николаем пообщайся, он парень умный. Может, мозги-то и встанут на место. А то, что они у тебя – набекрень, эт уж точно. Это надо же – взялись хапать без всякого разбора, и все вам нипочем: ни кедр, ни детишки, ни старики, ни стародавние заветы. Взять хоть твоего прадеда Ануфрия, косточки коего вопиют в землице: неужто ж зазря сгиб вместе с семейством, оставив после себя малый корешок – моего малого отца Афанасия, чтоб от корешка этого произошел и ты? Ты, который счас принялся за форменный грабеж, – этого ль хотел прадед твой Ануфрий?..

– Ты уж, дядька Данила, меня во всех грехах норовишь обвинить. Все бы сейчас рады грести, только не у всех равные возможности. Государство вон хлещет леса без разбору…

– Государство на то оно и государство, чтобы собственностью народа распоряжаться. Только пока на службе у государства будут стоять такие людишки, как твой приятель Курицин, будет продолжаться и разбой. Вычищать таких людишек надобно, поганой метлой выметать.

– Его так просто не выметешь, присосался, как клещ. Лучше использовать в своих целях.

– А не думать, что, может быть, он тебя и подставил?

– Да вроде бы невыгодно ему…

– Так ли уж невыгодно? Поначалу ты организовал участок – показал ему, как надо работать. Потом выделился в кооператив и снова оставил с носом. Наладил производство, как ему и не снилось. Этого мало, чтоб возненавидеть? К тому ж ты брат женщины, которая его бросила.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

1917, или Дни отчаяния
1917, или Дни отчаяния

Эта книга о том, что произошло 100 лет назад, в 1917 году.Она о Ленине, Троцком, Свердлове, Савинкове, Гучкове и Керенском.Она о том, как за немецкие деньги был сделан Октябрьский переворот.Она о Михаиле Терещенко – украинском сахарном магнате и министре иностранных дел Временного правительства, который хотел перевороту помешать.Она о Ротшильде, Парвусе, Палеологе, Гиппиус и Горьком.Она о событиях, которые сегодня благополучно забыли или не хотят вспоминать.Она о том, как можно за неполные 8 месяцев потерять страну.Она о том, что Фортуна изменчива, а в политике нет правил.Она об эпохе и людях, которые сделали эту эпоху.Она о любви, преданности и предательстве, как и все книги в мире.И еще она о том, что история учит только одному… что она никого и ничему не учит.

Ян Валетов , Ян Михайлович Валетов

Приключения / Исторические приключения