Надсада

– В сегодняшних непростых условиях надеяться можно только на себя и верить только в себя. Еще, может быть, в близких тебе людей, в Бога. Особое значение приобретает институт семьи, потому что только там, в семье, человеку может быть комфортно. И враждебные России силы хорошо это понимают, поэтому широким фронтом, прежде всего в средствах массовой информации, идет наступление на семью, на то, чтобы разделить близких по крови людей, внести дисгармонию, а по возможности – убить сам дух семьи. Семья же – опора любой государственности. Вот вы кто были без семьи: отшельник, отщепенец, неудовлетворенный жизнью человек?

– Меня так и звали – отшельником.

– Вот-вот, и по-другому не могло быть. И кто вы теперь, когда семью обрели? Кстати, как там здоровье вашего сына?

– Так ты… вы откуда знаете?.. – растерялся Белов.

– Все эти годы мы с Петром Игнатьичем старались не терять из виду ваших близких, – улыбнулся Иванов. – И преступников мы ищем, думаю, что найдем.

– След уже есть, я не успел доложить тебе, Иннокентий Федорыч, – подтвердил Ковалев. – Ваш сын наткнулся на известного в Москве авторитета по кличке Чемодан. В этом направлении сейчас и продвигается работа следователей.

– Найдите, найдите… – загорелись глаза у Белова. – Я бы сам, ежели был бы помоложе, нашел. Нюх у меня и на зверя, и начеловека особый. Звериная порода, она вить одна на всяку живую тварь.

– И здесь вы, наверное, правы, Данила Афанасьевич. Я вот что думаю: завтра у нас будет отправляться самолет до Москвы, вы и летите с ним, проведайте сына. Возвращаться будет дней через пять – с ним и вернетесь. Здесь мы вас доставим до аэропорта и посадим. В Москве вам сообщат, куда приехать. Так что, если вас ничто не держит в райцентре, проведайте Николая Даниловича, ему сейчас ваша поддержка нужна как никогда.

– Спасибо, Иннокентий Федорыч, я согласен. Только пошлю телеграмму племяннице, чтобы доглядела за домом.

– Можно и позвонить, мы это сделаем завтра. Теперь рассказывайте, что у вас случилось.

– Племянник Володька решил захватить мой участок и вроде собиратся там поставить заготовку кедрового ореха на широкую ногу. Сговорился с кем мог, и здесь, в области, на моего директора надавили, и тот сказал мне прямо, мол, я ниче сделать не могу, выкручивайся сам. А в обчем-то, мол, придется отдать участок. А Володьке, я знаю, на орех – наплевать, ему добраться бы до золотишка. Ну и лес у меня там отборный, вы ж сами видели. Мой участок один только и остался нетронутый, а так – везде косят. Брат у меня недавно помер, Степан, дак сынок и до его таежки добрался – кедрач вырубил. Не смог пережить этого Степан и погром ему устроил – пять тракторов сжег в лесосеке.

– Да что вы говорите? Пять тракторов у родного сына? Воистину неисповедимы дела Твои, Господи…

– Именно. Подрывал, как в войну танки, – бутылками с зажигательной смесью. Ну и не выдержали нервы – помер брат. Володьке ж че сделатся? Он и ко мне подкатывался, мол, отдай, дядька, участок, старый ты уж, а я здесь то, се. Ну, я ему и ответствовал, мол, застрелю, как собаку, ежели полезешь. Дак неймется, поганцу, с другой стороны зашел. Вот я и поехал к вам.

– Не печальтесь, Данила Афанасьевич, эту проблему мы постараемся решить. Как скоро, этого не скажу: все зависит от того, кто здесь, в области, выступает на стороне интересов вашего племянника. Но я думаю, участок у вас не отберут. А вот, что касается уничтожения лесов, то здесь я ничего поделать не могу. Никто не может. Идет, знаете ли, время утоления аппетитов. Время насыщения дорвавшихся до власти чиновников, аферистов, разных мастей хапуг, криминала. Открылись ворота России и для зарубежного капитала, а это уже пострашнее, чем запросы вашего племянника. Чтобы навести здесь порядок, нужны меры и законы жесткие, сиюминутные, как в войну. Поймали на воровстве, грабеже, на предательстве – расстрел на месте. Такие меры, конечно, крайность, и никто таких полномочий никому не даст – это я к слову. С другой стороны, этот процесс как бы даже и нормальный, имевший место в любом другом государстве, где происходили и происходят подобные ломки. Только, может быть, в иных масштабах. К тому же все негативное прикрывается необходимостью развивать рыночные отношения, а там, где действуют законы рынка, там мораль и право отсутствуют, – все делается во имя прибыли любой ценой. Вот и хлещут наши сибирские леса почем зря.

– В войну такого не было, чтобы не берегли. И че ж дале-то будет? – вздохнул Белов. – Ну, мне скоро помирать, а чем жить молодым – детям, внукам, правнукам?

– Ничего утешительного сказать не могу, уважаемый Данила Афанасьевич, – ответил Иванов, и Белов услышал в его голосе такие нотки безнадежности, что сжался внутренне, не зная, что еще сказать, о чем еще спросить.

– В данном случае можно сказать только одно, – как бы подытожил Иванов через минуту. – Если в ближайшие годы во все эшелоны власти не придут государственники типа Столыпина, Россия будет потеряна безвозвратно. А пока Россия… как бы это сказать… – подбирал слово Иванов.

– Надсаживатся, – подсказал Белов.