Надо – значит надо!

Мы приезжаем в Сантьяго. Город особого впечатления не производит. Зелени довольно много, но архитектура и общая атмосфера немного беспорядочные. Мы идём в муниципалитет и в каком-то маленьком душном офисе приносим присягу, с ошибками читая по бумажке испанские слова. Там же из рук грузной смуглой чиновницы получаем красивые бумаги с тиснением, на которых написано «Акт натурализации», расписываемся и забираем чёрные книжечки с надписью «Пасапорто. Република Доминикана». Помимо этого нам вручают и удостоверения личности.

Прекрасно. Доминикана-матушка. Землицы надо в карман насыпать, а то когда ещё приеду на родину. Адвокат завозит нас к себе в офис, и я вручаю ему тридцать тысяч долларов наличными. И ещё столько я, кстати, поручал перевести Лански по просьбе Злобина. Это уже давно, было. По нынешним временам совсем немаленькие деньги.

Он сразу делается гораздо более раскованным и предлагает пообедать, поскольку до нашего самолёта ещё почти три часа. Мы едем в ресторан, представляющий из себя большую крытую террасу с барной стойкой в глубине. Под потолком крутятся медленные вентиляторы, перемешивая густой тропический воздух.

Мы заказываем рыбу в креольском соусе, а на десерт по настоянию адвоката берём мусс из маракуйи. Джентльмены пьют виски. Надо сказать, что этот мусс — просто бомба. Пока они разливают янтарную жидкость по стаканам, я встаю и подхожу к барной стойке.

— Мне нужно позвонить в Нассау, — говорю я приветливому и улыбчивому бармену и кладу на полированную поверхность пятьдесят баксов. — Столько хватит?

Он кивает и ставит передо мной телефонный аппарат. Я снимаю трубку и набираю номер Лански. Он отвечает сам.

— Моисей Исакович, здравствуйте, это Егор.

— О, здравствуйте, Егор, — радостно и немного удивлённо восклицает он. — Вы прибываете сегодня?

— Да, скоро вылетаем уже.

— Отлично, я очень рад. Значит, скоро увидимся.

— Я тоже рад, — говорю я. — Вы знаете, что именно мы будем хотеть?

— Переоформить траст и основать финансовую организацию. И вы хотите передать половину своей доли другому человеку. Э-э-э… вернее, полностью передать траст двум другим господам. Я правильно понимаю?

— Да, всё верно. Но у меня в связи с этим есть просьба. Мне нужно, чтобы после нашего отъезда, уже после оформления выяснилось, что мы не подписали какой-то документ, а передача моей доли оказывается недействительной. Потом это поправим, но пока оставим, как есть.

— Хм… — он задумывается. — То есть… вы хотите, чтобы передача траста была недействительной? Но мы можем просто вписать задним числом, что траст невозможно передать в другие руки.

— Нет-нет, не нужно. Надо не подавая виду всё оформить, но потом аннулировать. Потом. Не сразу, чтобы сейчас никто ничего не заподозрил.

— Ладно, — недовольно говорит он. — Я подумаю, как это сделать. Подумаю.

— Прекрасно, Моисей Исакович, большое спасибо. В таком случае, до завтра.

— До завтра, — отвечает он, и в этот момент на моё плечо ложится рука.

— Решил позвонить?

Я поворачиваю голову и натыкаюсь на колючий и холодный взгляд Де Ниро. В этот момент его улыбка выглядит, как злобный оскал…

22. Закон или справедливость?

Ну, ёлки! Какой бдительный этот Злобин. Я опускаю телефонную трубку на рычаг. Слышал он мои слова или нет? По идее, не должен был. Надеюсь, что не слышал, иначе… А что, собственно, «иначе»? Действительно… Ну… например, то, что напряжённость, в последнее время появившаяся в наших отношениях перерастёт в прямую конфронтацию.

Он подумает, что я не хочу отдавать его половину, а дело совсем не в этом. Дело в том, что я не хочу дать ему возможность постепенно вывести меня за рамки игры. Я, конечно, далёк от мысли, что он желает меня устранить ради денег. На самом деле, кое-какая польза от меня ещё возможна. Но некоторая напряжённость уже существует.

А когда у нас возникла эта напряжённость? Звоночки, конечно, и раньше были, но явно его недовольство стало проявляться, когда он возглавил «контору». А почему? Потому что понял, что у нас разные задачи? Нет, потому что понял, что может и без меня двигаться вперёд. И даже ещё продуктивнее. Навстречу своим, а не моим целям. Так что в данный момент я не помогаю, а мешаю. Тем более, то будущее, что было известно мне, уже существенно изменилось, и толку от меня, как от свидетеля эпохи становится всё меньше.

— Да, позвонил, — киваю я. — Решил воспользоваться плодами прогресса.

— Зачем? — подозрительно спрашивает Де Ниро, старательно пряча злость во взгляде.

Так слышал или нет? Я дружелюбно улыбаюсь. Блин, хреново. Как понять-то? А то он может делать вид, что не слышал, а сам начнёт строить козни…

— Ну, вы же слышали, — беззаботно пожимаю я плечами.

Да, и о чём заботиться, невинный разговор и всё такое.

— Я не всё слышал, — щурится он.

— Хотел узнать, ждёт нас адвокат или не ждёт.

Де Ниро тоже ждёт. Ждёт, когда я отвечу.

— Нельзя быть таким тревожным, Леонид Юрьевич, — пожимаю я плечами. — Кому придёт в голову прослушивать телефон где-то на краю света в обычном ресторане в обычном городе? Нестоличном даже.