— Не знаю какого, он утверждает, что он и есть Кухарчук Пётр Николаевич. Возможно ваш Ижбердеев что-нибудь знает. Но информацией со мной он не делится. Поэтому, я вам докладываю о выявленной проблеме.
— А ты как там оказался⁈ Что за детский сад!
— Я там оказался, потому что вы приказали своему подчинённому меня туда отвести. Он отвёл, хоть и сопротивлялся, не хотел. А на месте выяснилось, что в камере у вас совсем другой человек содержится.
— Где Ижбердеев?
— Вот рядом сидит.
— Дай-ка его!
Я протягиваю трубку.
— Слушаю, — говорит он, поднося её к уху. — Я не знаю, что он несёт. Понятия не имею. Конечно, Кухарчук. А кому там ещё быть? Нелепая фантазия. Понял вас. Да. Так точно. Есть.
Он отдаёт трубку и снова отворачивается к окну.
— Леонид Юрьевич…
— Я проверю сегодня! — зло бросает он. — Вот мне делать нехер, как по камерам бегать, задержанных инспектировать. Ну, смотри, если это твои хохмы, я тебе хорошенько всыплю!
Он отключается. М-да. Если после визита в Лефортово он тоже скажет, что это Кухарь… Охренеть. Охренеть.
— Максим Булатович, а вы в личное дело Кухарчука заглядывали? — спокойно без наезда спрашиваю я.
— По-моему, — сухо отвечает он, — вы ещё слишком молоды и звание имеете слишком низкое, чтобы разговаривать со мной таким тоном.
Как же он меня бесит!
— А вы, к сожалению, имеете слишком низкую квалификацию, чтобы занимать своё место. Это моё частное мнение.
Он выходит, хорошенько саданув дверкой и идёт в свои сумрачные чертоги. Я, конечно, зря сорвался, тем более, что о реальной его квалификации не имею ни малейшего представления, но то, что человек он не слишком приятный, для меня очевидно.
— Парни, — говорю я. — А поехали в пельменную? Поедим!
— О! — оживляется Алик. — Должны же хоть какие-то приятные моменты в жизни присутствовать! Поехали, точно!
В пельменной, той самой, где мы раньше встречались со Злобиным, мы набираем по две, а кто и по три порции. Уксус, горчица, сметана, перец, соль. Снова оказываюсь в атмосфере солдатской столовой и боевого братства.
Плотные упругие колбаски в шкурках из тонкого серого теста, как колдовские гоголевские галушки, залетают в рот почти что сами. Мы улыбаемся, шутим, подкалываем друг друга и пьянеем от неожиданной и чрезмерной сытости.
А потом лениво выходим на улицу и, хотя парни проявляют дисциплину и относятся к своему делу внимательно, нас сейчас можно брать голыми руками. Мы сытые, добрые и неагрессивные.
Как только я захожу в свой офис, раздаётся телефонный звонок.
— Брагин, — отвечаю я, поднося трубку к уху и выслушиваю в ответ длинную, изощрённую и убийственно недобрую тираду.
Это Злобин изрыгает все известные ему матерные слова, комбинируя их в затейливые сочетания и переплетения.
— Я так понимаю, — вставляю я, когда он на мгновенье стихает, — Вы в Лефортово побывали.
В трубке снова раздаётся мат-перемат.
— Да, — наконец, переходит на человеческий язык Де Ниро. — Побывал.
— Я слышу, что впечатления от посещения у вас весьма яркие.
— Ярче не бывает.
— Не выяснили, кто такой этот зицпредседатель Фунт?
— Нет ещё. Я создал специальную группу во главе с Ижбердеевым, будут искать Поварёнка, ну и с остальными моментами разбираться.
— Ох…
— Что такое⁈ — спрашивает он.
— Вам виднее, конечно, но ваш Ижбердеев хрен знает сколько времени потратил на работу по Кухарчуку и даже не знал, что это не он. Думаете, ему можно доверять?
— Можно, ещё как можно. Мировой мужик, между прочим. Ты мнение о нём, похоже не самое лучшее сложил. И зря, повторяю тебе. Он человек ответственный, грамотный и дотошный. А то, что он прошляпил Поварёнка… так в личном деле у него вклеена фотография того, кто в камере сидит.
— Так у вас там преступные группы орудуют, — говорю я. — Кто-то же это сделал для Кухаря.
— То-то и оно. Будем разбираться. А тебе благодарность. Ты будто шестой точкой почувствовал, ведите меня и точка.
— Чуйка, Леонид Юрьевич. Чуйка.
О том, что я видел Кухарчука выходящим из лифта в штаб-квартире КГБ, под самым носом у Злобина, я решаю не говорить. Есть какое-то смутное чувство, будто не надо этого делать. Я же говорю, чуйка…
Проходит пара дней, в течение которых ничего особенного не происходит. Никто на меня не нападает, не стреляет и не режет. Я успеваю встретиться и пообедать с Куренковым и с Ириной Новицкой.
А ещё снова навещаю Лямина в Главном управлении уголовного розыска и прошу его разыскать дело об убийстве Ксении или Оксаны Белоконь.
— Бля, ну ты даже не знаешь имени жертвы, не говоря уже когда и где это произошло. Я тебе что, внеземной разум, что ли?
— Я, Олег Дмитриевич, — говорю я вытаскивая из портфеля четыре бутылки коньяка, — буду вам очень благодарен, даже если вы ничего не найдёте. А если найдёте, то благодарен буду вдвойне и даже втройне.
— Ты хочешь, чтобы мы впали в алкогольное безумие что ли? Вон туда убери, чтобы тут не стояли.
Я убираю бутылки на пол за сейф.
— Фамилия не самая распространённая, — замечаю я. — Может, удастся что-то раскопать. Ну, а если нет… На нет, как известно, и суда нет. Хотя очень хочется это дело найти.