Над Черемошем

— Я, может, вашей скорей дождусь, — тихо и с достоинством ответил Лесь и снова обратился к Сенчуку: — Правда, пошлете?

— Разве я могу это сделать? — заколебался Сенчук, и в углах зала сразу поднялась возня, галдеж.

— Они берут только из обольшевиченных да комсомольцев, чтобы говорили, что велят, а правду под ноги затаптывали! — выкрикнул Штефан Верыга.

— Люди, что вы молчите, как камни? — выделился голос Гната Палайды.

— Что — Лесь хуже девчонки? — осмелев, бросила Палайдиха.

— Такого правдивого человека поискать надо! Он все разглядит и людям расскажет! — закричал Пилип Наремба, немало удивив этим учтивого Леся. — Видишь, Лесь, за тебя заступаюсь.

— Заступайтесь, Пилип, за свой процент, а мою душу не троньте. Ей-богу, не прошу, — все с той же учтивостью отвечал Побережник и снова обратился к Сенчуку: — Я тебя, Микола, выбирал председателем, а тебе трудно поднять за меня руку?

Микола Сенчук бросил смущенный, вопросительный взгляд на Чернегу. Тот поднялся из-за стола, и зал притих.

— Товарищи, если человек чего-нибудь захочет, очень захочет, он добьется своего. Лесь Побережник очень хочет увидеть колхозную жизнь, хоть он и не попал в список. Поможем ему?

— Поможем! — первой закричала жена, и смех смешался с одобрительными рукоплесканиями.

— Так я голосую, товарищи! Кто за? — голос Миколы Сенчука сразу окреп. — Единогласно, и еще на голос больше: Олена голосует обеими руками.

— Если одна не помогает, так пусть поможет другая! — с опозданием опуская руки, говорит Олена и, уже обращаясь к мужу, добавляет: — Ой, головушка моя несчастливая, как же ты без меня поедешь? Хоть не отбивайся от людей, а то я женщина слабая, мне недолго и век укоротить.

— Так уж и не переживешь? — Лесь недоверчиво окинул взглядом свою здоровенную подругу жизни, которая, верно, не согнувшись, и хату подперла бы плечом.

— Лесь, замолви за меня словечко Миколе, а то и товарищу секретарю, — вдруг решительно заявила Олена. — Пусть и меня посылают. Куда иголка, туда и нитка.

— Олена, не порть мне праздник! — вежливо ответил Лесь, безуспешно пытаясь втиснуться рядом с женой на лавку.

— Ишь, поумнел сразу! — вспыхнула Олена.

— Поумнел, куда там! — съехидничал Пилип Наремба. — А ты поучи его, Олена, своей самокритикой.

— Лишь бы не вашей. Вы не вмешивайтесь в семейную жизнь, покуда хозяйка есть, — гордо отрезала Олена и так повернулась на лавке, что все ее соседи покачнулись…

— Дальше идет Роман Петращук, лесник наш! — объявил Сенчук.

— Роман, хочешь ехать? — обернулась к парню непоседа Катерина Рымарь.

— А то нет! Да это же… — Роман не найдя слов, приложил руку к груди.

— Прошу слова, товарищ председатель, — поднялся в раздумье пасечник Юра Заринчук.

— Говорите Юрий Васильевич.

— Моя бы воля, не послал бы я Романа. Хоть он и подвижной парень, а в поездку не годится.

— Почему ж это не гожусь? — забеспокоился лесник.

— А потому, что Роман любит мед, а пчел не уважает. Характер у него, что ли, не колхозный? Поесть любит, а работать не очень…

— Юрий Васильевич, за что ж вы так вцепились в меня?

— Это ты мне в самое сердце вцепился глупостями своими. Зачем разрешил вырубать в лесу липу? Липа — это мед! Первый общественный гуцульский мед! Я думал поставить колхозные ульи в лесу, а теперь охотно поставил бы тебе на голову, будь там хоть малость цвету. Нет возможности, товарищи, посылать пустоцвет!

— Роман, — Катерина грустно покачала головой, — по некоторым уважительным причинам откладывается твое путешествие.

— Да я не очень и хотел ехать! — как туча, нахмурился лесник.

— Кто за Юстина Рымаря?

— Юстин, не молчи. У тебя лошадка есть! — шипит жена, толкая в бок старого гуцула в потрепанном, облезшем киптаре.

— Не могу я ехать, — Рымарь неловко горбится и выговаривает слова с трудом, будто камни из земли выворачивает.

— Почему же, Юстин Иванович? — удивляется Сенчук.

— У тебя лошадка есть, — шипит Василина, так и подпрыгивая на лавке от волнения.

— У меня, Микола, лошадка есть… Василина, сиди ты тихо, а то все собрание заговоришь… И такая умница попалась, только что не разговаривает. И жеребая, Микола, моя лошадка…

— Постыдились бы такими речами собрание задерживать! — возмутился Заринчук.

— Какой же тут стыд? Что я, украл ее, лошадку-то? Да ты знаешь ли, что это первая моя лошадка, что я за всю мою жизнь крестьянскую первый приплод ожидаю? Я над нею дрожу, как над…

— Своей женой, — подсказывает Василина.

Рымарь с сомнением поглядел на Василину и добавил:

— Как над своей женой, будь характер у нее помягче.

— Тебе и такого мало! Ну, что ты скажешь про муженька, который так жену честит? — и Василина демонстративно отвернулась от Юстина.

— Кто за Ксеню Дзвиняч? — заглянув в список, объявил Сенчук.

— У нее ребенок. На кого ребенка оставить?

— Как ты скажешь, Ксеня?

Женщина, покраснев, встала.

— Если товарищ секретарь партии разрешит, я с ребенком поеду. Пускай и девчонка моя увидит, каков свет за горами.

Сенчук перехватил взгляд Чернеги, улыбнулся.

— Как же, только мешки запасай и на себя и на ребенка, — едко ввернул Палайда.