Начнем сначала

Потные, счастливые, взъерошенные Глазуновы уже завершали великое переселение. Глянув на порожние бутылки и огрызки хлеба на кухонном столе, Сивков понял, что помощники, сделав дело, разошлись по домам. Теперь семейство Глазуновых собственными силами расставляло по местам и новую, еще не обжитую и уже видавшую виды мебель. Сивков с ходу подпрягся к дружной глазуновской упряжке и с места на место таскал кресла, кровати, шкафы, диваны до тех пор, пока охрипшая Роза не говорила: «Стоп!» За окном уже угнездилась ночь, когда последняя вещь обрела наконец покой. Роза с детишками принялась выметать мусор, мыть полы. Растрепанный Глазунов энергично потряс лохматой головой и вдруг спросил так, словно только что увидел Сивкова:

— Ты-то что тут, Дмитрий Афанасьевич?

— Ладно… Потом… Завтра забегу…

— Чего это вдруг «завтра»? Пойдем на балкон. Покурим.

Глазунов знал, что Сивков не курит, потому и не предложил сигарету. Зато сам дымил с удовольствием, расслабленно привалясь спиной к балконным перилам. Едва он докурил, как Сивков потянул его за руку.

— Пойдем отсюда, Никифорович. Вспотели, а тут…

— Пожалуй, — согласился Глазунов.

В маленькой комнате, где предназначалось быть супружеской спальне, полы уже были вымыты, и мужчины, усевшись рядышком на незаправленную кровать, наконец-то заговорили о деле. Собственно длинного разговора не получилось. Стоило Сивкову сказать: «Подсек меня Кабанов. Подложил пару бракованных стыков и — вон из бригады», как Глазунов сорвался с места и загремел, размахивая руками и так тряся головой, что его длинные витые космы разметались, как черное пламя на ветру.

— Ах, черт! Нет телефона. Сейчас переоденусь и… Постой. Чего мы икру-то мечем? Уволить тебя можно только по моему приказу, а я, слава богу, такого приказа не подписывал. Ха! Во, шизики! Топай домой. Отдыхай. Утречком свидимся и расставим точки. От Кабанова, наверное, придется уйти. Не велика трагедия. Перейдешь в бригаду хотя бы Тимченко. А разделаешься с изобретением труборезной машины — создашь свою бригаду. Промокнешь профессору под носом…

— Не. Кто позволит тебе бригаду под началом бракодела? Кабанова не зря профессором-то окрестили. Такой тарарам поднимет…

— Это уж мое дело, — жестко и распаленно проговорил Глазунов.

И Сивков хотя не до конца, но все-таки поверил начальнику СМУ-7 и ушел от него немного успокоенный. «Не выйдет с бригадой — черт с ней. Доброе имя и честь сохранить бы…»

3

Только на девчоночьей половине в левом полубалке еле приметно светилось оконце. «Телевизор смотрят», — решил Сивков и тихонько, ему одному ведомым способом отодвинул внутренний засов входной двери. Неторопливо и бесшумно переоделся в пижаму, переобулся, но, едва звякнул рукомойником, в коридорчик выглянула Мария Федоровна.

— Заждались тебя. Пирог испекла рыбный. Девчонки не вытерпели — поужинали.

— И молодцы. Знал бы, что пирог, — давно прибег, — то ли чужую поговорку, то ли сейчас нечаянно сочиненную весело выговорил Сивков, страстный любитель всего печеного.

— Жаль остыл. Горячий-то он…

Искусной стряпухой была Мария Федоровна и, когда ей удавалось выкроить время, подолгу торчала у плиты, изобретая собственные блюда, а в воскресные дни непременно баловала домочадцев пирожками, блинами, ватрушками, а то и каким-нибудь доселе неведомым тортом.

Укрытый вафельным полотенцем пирог был еще чуточку теплым. Под тонкой хрустящей подрумяненной верхней корочкой толстый ароматный слой муксуна, приправленного отварным рисом и пережаренным луком. Угождая вкусу мужа, Мария Федоровна выставила к пирогу малосольных огурчиков собственного производства (летом ездили к матери на Кубань, там и насолили).

С завидным здоровым аппетитом ел Сивков. Покрякивал от удовольствия, похваливал стряпуху и, только разделавшись с огромным куском, передохнул.

— Еще? — спросила довольная Мария Федоровна.

— Можно и еще, — охотно согласился Сивков. — Только небольшой кусочек. А то до постели не дойду, да и сны будут страшные…

— Страшнее яви не бывает снов…

Сивков перестал жевать. Пытливым, долгим взглядом всмотрелся в жену и, отодвигая тарелку, негромко и горько вымолвил:

— Пожалуй, так.

Поймал вопросительно обеспокоенный взгляд жены, отвел глаза, смущенно покашлял, потом, изобразив подобие улыбки, изо всех сил стараясь придать своему голосу звонкости и насмешливости, проговорил:

— Сегодня Кабанов расквитался за мой рационализаторский порыв. Помнишь, девять плетей-то…

Мария Федоровна промолчала.

— Сфабриковал рентгеновский снимок двух якобы моих бракованных стыков…

— Как это сфабриковал? Что значит «якобы моих»? Так тебе могут подсунуть и кражу. И убийство!..

— Успокойся, Маша. Был я у Глазунова. Завтра разберемся…

— Ах, Митя, Митя… Ну почему, скажи, талант без когтей и клыков?.. А?.. — И вдруг рассмеялась — раскованно и молодо. Маленькой сильной рукой обняла мужа за шею, чмокнула в щеку. — Че-пу-ха!