Начинаем жить

Выяснилось, что Татьяна работает в библиотеке и с недавних пор у них там кипит бурная жизнь. Одна подготовка памятных вечеров сколько времени занимает! Москвичи к ним на эти вечера приезжают во множестве, потому как кто только из русских писателей в Посаде не побывал, один даже монахом стал и кончил дни в особом скиту, а другой прожил тут полжизни, и этих двоих чествовали каждый год особо. До поры до времени о них и помину не было, а теперь! Теперь устраивают научные конференции. В частности, у них в библиотеке тоже. Организует все Татьяна. О своих достижениях Татьяна повествовала спокойно, обстоятельно. Чувствовала себя хозяйкой. И дома, и в библиотеке, и на вечерах. Говорила грамотно. Фразы катились ровные, ничем не задевающие. Привыкла говорить на людях. Саня, конечно, знал посадских пустынников, которых, как оказалось, теперь так чествовали, но никакие памятные вечера ему и в голову не приходили. Он держал Посад за тихое захолустье и жил в нем, как в глухой деревне. И был этому очень рад. А тут, оказывается, культурная жизнь кипит. Вот какие бывают странности. От работы и вечеров перешли к дедушке.

— Когда мы в библиотеке стали заниматься архивом нашего земляка, я подумала, может, стоит заняться и дедом. Стала разбирать тетради. Прочитала, разложила по порядку, кое-что отпечатала. Теперь хочу узнать мнение людей сведущих. Провожу, так сказать, читательскую конференцию. Ваше мнение, Саша, мне будет небезынтересно. Знакомых писателей у меня нет, все больше литературоведы и критики. Если общее мнение будет положительным, я постараюсь деда опубликовать. Знакомства у меня в Москве теперь есть.

Она посмотрела на Саню вопросительно, и он закивал головой.

— Охотно, охотно. С удовольствием прочитаю.

Никакого удовольствия не почувствовал. Все вроде было правильно, но как-то скучно и прагматично. Так в редакции давали рукописи на отзыв. Татьяна уловила его внутреннюю скуку.

— Спасибо за согласие. Я понимаю, какое одолжение вы мне делаете. Времени у вас мало. Но все-таки прочитайте. Жду от вас откровенного мнения. Если уж дальше хлопотать, то не хотелось бы получить отказ из-за качества материала. Не люблю тревожить чужих людей попусту.

«Материала», «качества», сухарь сухарем. Скорее всего и дед такой же. «Сегодня в керосинной лавке купил двадцать литров керосина». Но у старика и сухаризм может быть необыкновенно ценным. Время-то утекло, как его восстановишь? Только через сухаризм. Саня приободрился. А вот если художественное… Саня опять заскучал и от скуки высказался очень определенно:

— До архивных документов я всегда был любопытен. А что касается прозы, то могу высказать только частное, субъективное мнение, которое совсем не обязательно принимать в расчет. Выскажу, разумеется, откровенно. Чего уж тут лукавить?

— Ничего другого мне и не нужно. Пишете вы живо, увлекательно. Я бы даже сказала, умно. Ваше мнение приму во внимание в первую очередь. Пойду приготовлю вам папку. Положу только отпечатанное.

Мнение Татьяны о его собственном творчестве Саню почему-то покоробило. Когда только успела познакомиться? Наверное, мамуля постаралась.

Татьяна ушла, а Саня, еще раз оглядевшись вокруг, отметил ровненько стоящие в шкафу собрания сочинений, ровный ряд горшков с цветами на подоконнике и кота на диване. Кот был один, не стоял в ряду, но дремал тоже очень аккуратно, подобрав лапки. Все было по местам, все в порядке. Жизнь в квартире шла по-заведенному. Четко и отлаженно, как часы. И часы, кстати, висели на стене и громко тикали. Сане опять стало скучно.

— Славная у тебя знакомая, очень славная, — сказал он, обращаясь к матери. — Это ты ей мои писания давала?

— Я, конечно. Они теперь и в посадской библиотеке есть, — с шутливой гордостью ответила мать. — Так что жди, могут и твой творческий вечер устроить.

— Избави Бог! — Саня с неподдельным ужасом замахал руками. — Если бы я знал, что ты тут мою карьеру устраиваешь, ни за что бы не пошел! Это еще хуже, чем устраивать личную жизнь! — В шутливом тоне звучало нескрываемое недовольство. Саня терпеть не мог, когда в его дела вмешивались. Он ощущал это как посягательство на собственную свободу. Сам он мог куда угодно вмешиваться, а другие ни-ни.

— А ты, Сашенька, не гордись, — серьезно и ласково сказала Ольга Николаевна. — Позовут, приди. Людям посидеть вместе надо, поговорить о чем-то важном, а не только о бытовом. Я бы на твоем месте сама в этой библиотеке работать стала. Устраивала бы вечера для подростков. Или лекции для них читала. У теперешних детей знаешь сколько проблем — и с русским языком, и с общением, и с чтением. Куда ни посмотришь, одни проблемы. Мы-то с Таней давно дружим и друг другу идеи подбрасываем. Последняя идея — подростковый клуб при библиотеке. Ты тоже можешь подключиться.

Ольга Николаевна с ожиданием и надеждой смотрела на сына. Так ей хотелось, чтобы он отозвался, откликнулся, забурлил.

— Нет, мамуля, я к такой работе пока не готов. Мне, дай Бог, со своей справиться, — твердо сказал сын, и мать поняла, что на сегодня это ответ окончательный.