Начинаем жить

А Саня рассказывал. Матери хотелось все рассказать, она как никто его слушала. Каждой жилочкой. И глаза менялись. Он о грустном, и глаза грустные. О веселом — смеются, искрятся. Но рассказ был недолгий. Какие у него особые новости? Вот повесть кончил. Теперь будет бегать, пристраивать. Перевод взял. Работает.

— Хорошо, что работаешь. А у меня к тебе еще одно дело есть, хочу тебя с одной моей знакомой познакомить.

Сказала и замолчала. Саня сразу напрягся. Что еще за знакомая? Мамуле тоже пустота у него в доме спать не дает? Надумала о его судьбе позаботиться? То Лялька его со своими разведенными подружками знакомила. Теперь мамина очередь пришла? Но спрашивать не стал, ждал молча.

— У меня тут, в Посаде, знакомая есть. Танюша. Вот мы ее и навестим. Я ей все обещаю, обещаю, а не складывается свидание. Перед отъездом созвонились, она сказала, что сегодня вечером сможем повидаться.

— Какие у тебя в Посаде знакомые? — удивился Саня. — Вы же с отцом жили тут сто лет назад. А когда разошлись, ты сюда ни разу не приезжала.

— Как это не приезжала? Я приезж-а-ла, — почему-то очень протяжно выговорила мать. — Знаешь, откуда я на тебя смотрела? Во-он оттуда. — Ольга Николаевна показала рукой на пригорок за забором. — Иногда видела тебя, иногда — нет. А то не узнала бы, когда ты наконец приехал. — И рассмеялась радостно, и опять сына рукой по волосам и шее погладила. — Что это ты напрягся? Знакомиться боишься?

А у Сани сердце защемило больно-больно, и он крепко обнял маму-мамулю за плечи, а сказать опять ничего не сказал. Что тут скажешь? Виноват. Не ехал. Обижался.

А Ольга Николаевна посмеивалась.

— До чего же вы, мужчины, опасливые! И всегда себя желанной добычей чувствуете. Замечал? Или не задумывался? А женщины совсем не всегда до вас охотницы. У нас с Танюшей другие дела.

— Какие же? — возвращаясь к действительности, поинтересовался Саня. — Может, без меня обойдетесь? Я тебя провожу, потом встречу, а заходить не буду.

— Нет уж! Ты у нас — главный гвоздь программы.

Лицо у Сани опять вытянулось. Какой такой программы? Интригует мать, заинтересовывает. И что бы ни говорила, без матримониальных планов тут не обошлось. Желание устроить судьбу — свою ли, чужую, — вот главная программа у женщин, пусть даже неосознанно.

— Какой программы?

— Танюша хочет с тобой посоветоваться. У нее дед провел всю жизнь в Посаде, жизнь обыкновенную, в заботах и хлопотах, как все мы грешные. Но оказалось, всю жизнь писал. Вот Танюша и хочет тебе его записки показать и посоветоваться, что с ними делать. Вот какая программа. Посмотришь?

— Посмотрю, — согласился Саня. Почему бы не посмотреть? Кто знает, а вдруг посадский самородок? Лежат в сундуке рукописи второго Розанова или Платонова? Сейчас много нового публикуют, и они тоже сделают открытие! Мысли сразу потекли по-другому руслу, он искренне заинтересовался, что же там за рукописи такие, и стал торопить мать. — Ну, пойдем, пойдем к твоей Танюше. А то совсем поздно будет, неудобно.

Ольга Николаевна встала с диванчика, на котором они сидели в кухне и сумерничали, и опять залюбовалась сыном — глаза горят, уже бежит, летит. Горячий, отзывчивый.

Они шли по полутемной улице к центру, шли, тесно прижавшись друг к другу, как влюбленные, чувствуя благодать своей близости. Потом свернули, не доходя до главной площади, и остановились возле одной из пятиэтажек. Поднялись на третий этаж, позвонили.

Женский голос спросил: «Кто?»

— Это я, Ольга Николаевна, Танечка!

Саня снова вспомнил высокую стройную Танечку, с темными, чуть косящими глазами в парижской шляпке, и почему-то ждал, что она сейчас откроет дверь. Сердце у него ухнуло и забилось быстро-быстро.

Дверь распахнулась, и невысокая девушка бросилась обнимать его матушку. Какая она, Саня не успел рассмотреть.

Рассмотрел он ее позже, когда они вошли в комнату. Девушка оказалась совсем не девушкой, а Саниной ровесницей, но сохраняла что-то девическое, может быть, из-за очень белой кожи и ясных карих глаз. Ольге Николаевне она обрадовалась, а на Саню посмотрела — как бы это сказать? Испытующе. Экзамен? Ему сразу стало скучно. Он не любил экзаменов. Не чувствовал необходимости их выдерживать. Улыбнулся дежурной улыбкой, подал руку, представился. Сердце уже не спешило, билось ровно, обыкновенно, даже с ленцой. Все и дальше пошло по-дежурному.

Сели пить чай с конфетами, которые Ольга Николаевна достала из сумки, и с вареньем, которое Татьяна достала из шкафа. Говорили сначала о погоде, потом о работе.