Начинаем жить

Слайды, которые Вера делала для каталога, уже ушедшего в типографию, оказались удачными. Теперь они вместе ездили по мастерским, отбирали, что войдет и что не войдет в парижский каталог, а заодно присматривались, подбирая материал для будущей выставки. И удивительное дело! Мнение Веры всегда совпадало с мнением Вадика, и при возникающих дискуссиях она поддерживала его твердо и решительно. Вадик сразу ощутил, насколько короче стали споры с коллегами-художниками, когда фотограф-профессионал высказывал свое веское мнение. Стали сговорчивее и типографщики. Вера могла поспорить с любым о профессиональных тонкостях, настоять на более дешевом варианте без потери качества. Даже денежные магнаты, без которых не обойтись, если хочешь довести проект до конца, даже чиновники, которые могут облегчить вопрос с помещением для выставки и транспортом, вели себя совершенно иначе, с тех пор как рядом с Вадиком появилась эффектная, уверенная в себе женщина, умеющая вовремя сказать веское слово. Вера незаметно взяла на себя много разной технической работы, освободив Вадику время для обивания порогов и вышибания денег для следующей выставки. Нельзя сказать, что подобные визиты доставляли молодому художнику удовольствие. Но Вадим давно уже не смешивал дело с удовольствиями.

После двух или трех походов вместе с Верой к чиновникам и денежным магнатам Вадик перестал ее брать с собой. Конечно, хамоватые толстяки размякали при виде Веры, но потом следовали предложения продолжить деловые переговоры в неформальной обстановке, и тогда у Вадика возникало такое свирепое желание немедленно стереть борова с сальным взглядом с лица земли, что ничего хорошего из дальнейшего разговора не могло выйти.

Между собой Вадик и Вера были по-прежнему на «вы», это «вы» поддерживало в каждом из них иллюзию чисто деловых отношений, избавляя от необходимости разбираться в собственных чувствах. Они занимались делом, ощущая ту особую счастливую близость, которая не требует ни утверждений, ни подтверждений, ни словесных признаний. Это была близость понимания, а не берущее за горло телесное влечение, от которого перехватывает дыхание, учащенно бьется сердце, темнеет в глазах, словом, наличествуют все признаки удушения. Влечение обычно заканчивается постелью и, если не поддержано сердечной нежностью, оставляет чувство опустошенности.

* * *

Раскрывается небо, и воздух упруго
Приглашает лететь и не ставит предела,
Мы летим, не касаясь и тенью друг друга,
Ощущая полет и не чувствуя тела.

Вечерами Вера уезжала в Посад, Вадик провожал ее на вокзал. Пространство, на одном конце которого был Вадик, а на другом Вера, растягивалось до Посада, оставаясь целостным, общим, никому не доступным, кроме них. Синее сияние Вериных глаз сливалось для Вадика с мягким серебристо-синим сиянием камня с лебедем. Он не забывал, что Посад — особый город, вернувший ему прошлое, подаривший будущее, закольцевавший их.

В Вере появилась та охранительная грозная сила счастья, которая окутывала ее, как облако, и мгновенно давала понять любому охотнику до хорошеньких, что здесь успеха ему не дождаться. Но иной раз мужчины все-таки вступали с ней в разговор, разумеется, даже без намеков на комплименты и уж тем более без каких-либо посягательств, из одного только желания залучить и себе частичку чужого счастья. С такими Вера разговаривала снисходительно.

Виктор тоже почувствовал Верину счастливую силу, и ему после томительных дней, проведенных в ожидании — чуть ли не неделя ушла на то, чтобы договориться о встрече с Недоброво, — которое он скрашивал пивом, стало казаться, что он может обратить эту силу себе на пользу. Вера тратит ее не по адресу. Александр Павлович для нее староват. Своего мнения он не скрывал.

— Вер, а, Вер! — заводил он разговор, когда она садилась попить чайку перед сном. — Чего ты тут забыла? Наш старик, что ли, сам садок не польет? Польет.

Вера не отвечала. Отпивая по глоточку душистый горячий чай, она продолжала мысленный разговор с Вадиком. Виктор не унимался:

— Работаешь в городе, там и живи. Чего тебе каждый день туда-сюда мотаться? Или у тебя бабла на городскую квартиру не хватает? Ты скажи. Разберемся.

Вера продолжала молчать, прихлебывая душистый чай. Виктор начинал злиться и повышал голос:

— Дура ты, Верка! Умного совета послушать не хочешь! Не цепляйся за стариков, они тебя в могилу утянут. Жить надо с молодыми! Поняла?

Вера вставала из-за стола, мыла молча чашку и поднималась наверх к Александру Павловичу.

— Простите, что мешаю, — извинялась она. — Но я опять с тем же — выставите вы за дверь этого Виктора. Пока он тут в доме, мне, честное слово, неспокойно.