Начдив Иван Грязнов

«Станция Зима. 16 февраля 1920 года, — так начал свое письмо матери двадцатитрехлетний Иван Грязнов.

— …Мама, твое доброе любящее сердце заставляет тебя так много страдать. Дорогая, меньше мучай себя тревожными мыслями. Ведь уже розовеет светлая заря мирной трудовой жизни. Работа истории кончается, и скоро мы возвратимся в свои семьи.

…Вы пишете, дорогая мама, что нас называют орлами. Да, мы действительно орлы. Ведь за два месяца и десять дней мы совершили небывалый и неведомый еще никому поход в три тысячи верст. Ни тайга, ни сорокаградусные морозы, ни голод, ни тиф не останавливали нас. Начав от Омска разгром Колчака, мы стремительно продолжали его.

За Томском фронт сузился до небывалых размеров. Я с бригадой был выброшен в авангард Восточного фронта. Колчак ускользал и выводил свои армии, но страшным, невероятным напряжением мы настигли их под Ачинском. И здесь-то началось!

Мы отдельными полками разрывали фронт противника и выходили в тыл целым армиям. Батальонами громили дивизии и корпуса. Захватывая колчаковские штабы, я отдавал под видом их генералов приказы и намеренно подводил части врага под смертоносные удары. В ответ на это их командиры рапортовали по телеграфу: «Слушаемся, ваше высокопревосходительство…»

9. Начальник Иркутского гарнизона

Одновременно с частями 1-й бригады на станцию Зима прибыл полевой штаб начдива. Альберт Янович давно недомогал. Беспрестанные поездки на перекладных, ночлеги на снегу разбередили старую рану. Но на ногах удержался до последнего боевого дня и только с подписанием перемирия сдался врачам. Начальник штаба С. Н. Богомягков также оставил дивизию. Он получил задание нелегально пробраться в Иркутск, чтобы оказать помощь ревкому в военном руководстве и подготовить все для скорого размещения в городе частей дивизии.

Свои обязанности начдив перепоручил комбригу 1-й, а руководство штабом — другому надежному помощнику, двадцатидвухлетнему Михаилу Голубых, немало послужившему рядом с Блюхером, Павлищевым и Сергеевым.

15 февраля 1920 года Грязнов, Голубых и военком Сергей Кожевников подписали очередной оперативный приказ войскам 30-й стрелковой дивизии. В нем указали, что, «по сообщению командования чеховойск, последние покинут первую договорную деповскую станцию не ранее 20 февраля», и, назначив полкам 2 и 3-й бригады новые пункты дислокации, обязали их командиров «по сосредоточении в указанных районах ежедневно производить строевые занятия».

Последняя формулировка приказа никого уже не удивила. Времена стали иными. Войска 30-й готовились к большому и радостному событию — к торжественному вступлению в столицу Восточной Сибири.

Когда Лапин вернулся в дивизию, полки двинулись на Иркутск.

…Воскресенье 7 марта 1920 года выдалось морозным Но полуденное сибирское солнце светило весело и щедро. Иркутск был в праздничном убранстве. Стены домов и балконы украсились портретами вождей революции. Всюду лозунги, увитые гирляндами хвои: «Привет освободителям!», «Да здравствует Советская власть!», «К социализму!»

Полк за полком проходил через Триумфальную арку, за которой высилась огромная фигура рабочего. В одной руке — молот, другая взметнула древко знамени с приветственной надписью: «Слава 30-й стрелковой дивизии». И арка, и фигура рабочего были сделаны изо льда, который искрился и пламенел на солнце.

Когда первые ряды красноармейцев вступили на центральную площадь, грянули залпы артиллерийского салюта. И полился могучий напев «Интернационала». Гимн пролетариев земли ширился, переливался волнами над чеканными рядами тридцатников.

Иван Грязнов гарцевал на буланом коне следом за бригадным знаменщиком Семеном Тукановым. Перед глазами колыхалось алое полотнище, на котором светились слова: «Мир хижинам — война дворцам!»