Наблюдательный отряд

Лабрюйер знал, что у Хоря там припасен штофчик зеленого стекла – на всякий пожарный случай.

– Не повезло нам, – сказал Росомаха. – Только спугнули эту сволочь. Теперь все заново придумывать.

– Не все коту масленица, бывает и великий пост, – ответил Лабрюйер.

– А знаешь что? Давай выпьем чаю, – предложил Росомаха. – Я не замерз, но что-то такое требуется, а что – и сам не знаю.

Из лаборатории вышел Хорь.

– Я сопляк, вообразивший себя Наполеоном, – сказал он. – Меня в богадельню отправить надо, горшки за стариками выносить.

И опять ушел в лабораторию.

– Лучше бы отрядом командовал Горностай, – заметил Лабрюйер.

– Лучше, да. По крайней мере, этой ночью. Но даже если бы Горностай – все равно… Упустили всех, понимаешь? Да еще нас какой-то дурак заметил, кричать стал. И придется начинать, как говорится, с нуля. Ты его сейчас не расспрашивай, – Росомаха мотнул головой, указывая на дверь лаборатории. – Он не в себе. Пока шли – чего я только не наслушался. А парень – золото! План операции ведь он составил. И сам же… Да что говорить… И на старуху бывает проруха… Его, Хоря, ведь для больших дел готовят, понимаешь? И он это знает. И вдруг – такая незадача…

Лабрюйер поглядывал на спиртовку. Над ней на треножнике была установлена кастрюлька, в которой воды – на две чайные чашки.

– Режь сало, – сказал он Росомахе, – я хлеб нарежу.

– Как он там? – прислушавшись к тишине, спросил Росомаха. – Плохо ведь ему…

– Да, сам вижу. Ты ешь, ешь…

– А ты, вообще, какого лешего тут сидел?

– Вас ждал. Теперь уже и ложиться нет смысла. Мне с утра в «Северную гостиницу».

– А меня, знаешь, в сон потянуло.

– Ступай в закуток, хоть часа два подремли. А я – домой, переоденусь, побреюсь, усы подправлю.

– С дамой, что ли, рандеву?

– Видел бы ты эту даму!

В «Северную гостиницу» Лабрюйер пришел раньше времени – в девять часов. Он хотел спокойно позавтракать в ресторане, а заодно расспросить персонал о госпоже Крамер.

– Опоздали, сударь, – сказал знакомый коридорный. – Убралась она!

– Как – убралась?

– Спозаранку ее увезли.

– Как – увезли?!

– Господин за ней приехал, сразу – в номер, и сам ее чемоданы вынес. В автомобиль – и увез!

– А она?

– Она за ним тащилась, охала, бормотала. Как будто силком увозил!

– Черт побери, и еще раз побери… Ну-ка, братец, опиши мне того господина.

Коридорный задумался.

– Ну, что, он выше меня, ниже меня?

Лабрюйер знал, что человеку, не имеющему, как полицейский агент, навыка оценивать внешность и выделять в ней особые приметы, требуется помощь.

Терпение в конце концов вознаграждается. И получаса не прошло, как Лабрюйер добился подробного описания загадочного господина. Спросив у метрдотеля карандаш и бумагу, он записал: «На вид лет тридцати пяти. Ростом шести с половиной вершков, узкоплеч и худ, усы черные, небольшие, нос прямой, тонкий, брови также черные, рот невелик, кожа смуглая, говорит по-немецки не с рижским выговором, можно принять за француза или итальянца, тужурка вроде шоферской, клетчатая, клетки едва различимы, серые брюки из хорошей материи, сапоги нечищенные, шапка меховая коричневая». Рост он записал, держа в уме, как это обычно делалось, два аршина.

Потом Лабрюйер попросил, чтобы его пустили в номер, который занимала госпожа Крамер.

Монументальная дама, собираясь впопыхах, разбросала и забыла кучу мелочей. Лабрюйер посмотрел на кавардак и велел принести старую газету. Из газеты он свернул не то что фунтик, а целый фунтище, куда покидал свои находки. И с этим приобретением он, перебежав дорогу, вошел Полицейское управление. Там его отлично помнили и препроводили к Линдеру.

– Доброе утро, – сказал ему Лабрюйер. – Конечно, превеликое тебе мерси за то, что познакомил с очаровательным созданием…

– Ты меня спас, – ответил Линдер. – Садись. После бессонной ночи – еще и старая ведьма. Я бы не выдержал.

– Мне нужны имена тех родственников, которых она искала.

– Этих людей нет в природе. В Риге – так точно нет.

– А ты все-таки дай мне ее заявление в полицию.

– Зачем тебе?

– Она рано утром уехала со всеми вещами. Увез ее мужчина, который, если верить персоналу гостиницы, имеет над ней какую-то власть. И как бы тебе не пришлось освидетельствовать ее тело.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что дама завралась. Мне она сказала, будто ищет сбежавшую дочь, а дочь якобы сманил заезжий итальянец. Она даже связно объяснила, почему ищет эту парочку в Риге. И вот ее увозит из «Северной гостиницы» человек то ли с французской, то ли с итальянской внешностью. Вот…

Лабрюйер положил перед Линдером листок, тот изучил описание.

– Какая-то нелепая история, – сказал Линдер. – Пока это смахивает на побег бабушки, у которой не все в порядке с мозгами, от опекунов. Похоже, за ней просто приехал родственник и увез ее домой.

– И такое может быть. Она слишком много врала.

Десять минут спустя Лабрюйер вышел из полицейского управления, унося фунтик с дамскими мелочами и листок с именами и фамилиями несуществующих людей – трех женщин, одного мужчины.