Наблюдатели

Ах, ты блядь… Это че? Шапка такая? Ну и дура. Не твой это стиль. Мне б эту шапку, к шарфику… Думаешь, тебя за твою жопу берут? Тебя берут, потому что ты классная соска. И все знают, что ты классная соска. А этот, с трубочкой, ничего: на меня посмотрел. Облизала бы ему все пальцы на ногах. А этот, на баклажана похожий – полный урод, старик. Бабла не ломает, ясно…

Вот и институт, моя «Кошка». Люблю это здание: люблю вообще смотреть снаружи на здание, которое хорошо знаю изнутри. Когда-то я мечтал быть хозяином всего этого дома, но теперь мне достаточно владеть пусть лишь флигелем моей лаборатории. Он расположен в глубине институтского двора, сейчас хорошо виден, поскольку зимой деревья исчезают. Я иду по ледяной дорожке, успеваю выкурить сигарету, бросаю ее в снег, рядом с окурком, который бросил вчера…

Стоп. Кто-то стоит на крыльце и смотрит на меня. Это доктор Бранин. Кроме меня, ему здесь некого ждать. Наконец-то все выяснится, но я почему-то испытываю страх…

12

Я – древняя женщина в эпоху матриархата, я добываю огонь…

Я – труженица, я пчелка, я собираю мед с цветка…

Я – птица, я дятлица, я ищу пищу своим дорогим птенцам…

Я чувствую каждую дрожащую жилку, я знаю, как кровь пульсирует в его венах, я могу сосчитать удары его сердца, отсюда далекие, словно зимний гром в горах…

Его руки гладят мои волосы, он уже начинает дышать, и сейчас он запоет, и будет сладкой песня его…

Он дышит, дышит, дышит, уткнувшись мне в голову, как ребенок, жарко дышит мне в самое темечко…

Я тружусь, тружусь, тружусь, уже близок конец туннеля, скоро яркий свет плеснет мне в лицо…

Он поет. Он мой. Крупный мужчина в большой шикарной машине своей – сидит и поет себе всласть во власти маленькой женщины…

Я знаю глазами каждую его родинку, я знаю ноздрями смены его настроения, языком я знаю все движения его души…

Он поет. Нарастает песня его…

Подушечками пальцев, как пианистка клавиши, я чувствую движение любви из всей глубины его существа…

Я сосу, сосу, лижу, сосу, сосу и лижу…

Вот первый толчок, волна напряжения в часовой пружине, пауза перед прыжком свернувшегося змея…

Я хитрая, я чуть прижимаю его канальчик…

Он стонет, стискивая зубы, сливая наслаждение и боль…

Я отпускаю змея на волю, с жадностью всматриваюсь в его лицо с маленьким, хищным, чуть приоткрытым ртом…

И я слышу радостный клич с вершины горы…

Чистый, прозрачный ливень любви орошает мою улыбку…

Раз, два, три… нет, четыре раза! И пятый, последний вдогонку капелька, последняя крупная слеза его любви…

Миллионы его маленьких детей…

И запах, тот самый чудесный запах, от которого кружится голова: морские водоросли, глубокое рыбье царство…

Я умываю ладошками лицо, и лицо стекленеет. Я не помню уже, какой это по счету стеклистый слой, который, словно карнавальная маска, закрывает меня от враждебного мира…

Мы молчим. Мы дышим. Мы улыбаемся друг другу. Скоро мы будем говорить…

13

Лживые глаза доктора Бранина. Странный какой-то разговор – о западных инвесторах, о дефолте… Он что – хочет предложить мне какую-то работу?

– Извините, – говорю. – Я вообще-то не люблю опаздывать на службу: дурной пример для юных коллег…

– Иван Сергеевич, стойте! – окликает Бранин, когда я уже готов скрыться в дверях. – У меня серьезный, очень серьезный разговор.

Так-то оно лучше. Я спускаюсь на одну ступеньку.

– Что с моей дочерью?

– Она здесь, в институте.

– Об этом я уже догадался. По поводу?

– Аномалия. Чрезвычайно серьезная аномалия.

– Это любопытно. Где она?

– В подвале. Пятый сектор. У меня распоряжение проводить вас туда немедленно. На вас уже заказан пропуск.

– К чему такая спешка?

– Консилиум. Приглашены другие специалисты.

– Я нужен вам как специалист или как кто?

– Как специалист. И как… отец. Я, разумеется, был вынужден все рассказать. Им, конечно, наплевать, что я нарушал закон, позволяя вам встречаться с дочерью, но…

– «Им» – это кому?

– ФСБ.

– Моя несчастная дочь оказалась японской шпионкой?

– Нечто худшее. Эти ослы… Простите, я не хотел говорить этого слова… Эти люди считают, что «Юлия»… Вы только не волнуйтесь. Они серьезно полагают, что она не является человеком.

– Правильно. «Юлия» – генетический урод и, действительно, не вполне человек.

– Имеется в виду другое. Исследования показывают, что ее организм – это не человеческий организм и, возможно имеет, ну… инопланетную природу.

– Что за вздор! «Юлия» – это просто моя дочь.

– Вот в этом-то и вся штука. Мы должны провести анализы до того, как соберется консилиум. Лично для меня совершенно очевидно, что произошла какая-то путаница, и «Юлия» вообще не ваш ребенок. Но мы должны это доказать.

– Что значит не мой? Вы хотите сказать, что моя супруга изменяла мне с каким-то инопланетянином?