Набат

Теперь, когда он сосредоточился на прополках людей, находящихся на обочине общества, его поддержка росла как на дрожжах. Обычные граждане не испытывали большой любви к маргиналам, и всякого, кто не высовывался за пределы аккуратно подстриженной живой изгороди, прополки Годдарда не волновали. А поскольку население все время росло, недостатка в людях, выталкиваемых на обочину, не возникало.

Он пришел к выводу, что это вопрос эволюции. Не природного, естественного отбора, поскольку природа стала слабой и беззубой, а, скорее, интеллектуального отбора, в котором сам Годдард и его приверженцы стоят у руля управления интеллигенцией.

Время приближалось к семи, небо темнело. Годдард то и дело хрустел костяшками пальцев, колени его подпрыгивали — молодое тело выражало юношеское нетерпение, не отражавшееся на лице.

Айн положила руку ему на колено, чтобы остановить тряску. Годдарду это не понравилось, но он подчинился. Затем огни на трибунах погасли, на поле зажегся свет, и платформа выкатилась вперед.

Предвкушение, охватившее толпу, можно было потрогать руками, причем выражалось оно не столько в восторженных криках, сколько в нарастающем глухом рокоте. Даже не зажженный, костер являл собой впечатляющее зрелище. Лучи света играли на его мертвых ветвях, сложно сплетенных между собой рукой художника. На безопасном отдалении ждал своего часа горящий факел, который Годдард в нужный момент поднесет к костру.

Начались выступления Верховных Клинков, а Годдард в это время прокручивал в голове собственную речь. Он изучил величайшие речи в истории: Рузвельта, Кинга, Демосфена, Черчилля. Его лаконичное послание состояло из фраз, достойных цитирования. Фраз, которые можно вырезать в камне. Фраз, которые станут каноническими и вневременными, как в тех речах, которые он изучал. А потом он возьмет факел, подожжет костер, и пока пламя будет расти, он будет читать стихотворение серпа Сократа «Ода нестареющим» — гимн всей Земли, если бы таковой существовал.

Вот выступил Хаммерстайн — безупречно скорбный и мрачный. За ним говорила величественная и красноречивая Пикфорд; после нее — прямолинейный и резкий Тисок. Затем Макфейл выразила искреннюю, сердечную благодарность всем, кто тяжело работал, чтобы приблизить этот день.

Годдард поднялся и подошел к костру. Интересно, знает ли Роэун, какую честь сегодня оказывает ему бывший учитель? Цементирует его место в истории. С нынешнего дня и до конца времен мир будет помнить имя Роуэна Дамиша. Его жизнеописание включат в школьные программы по всему свету. Сегодня он умрет, но в истинном смысле он станет бессмертен, войдет в века, как удалось лишь немногим.

Годдард нажал на кнопку, и подъемный механизм вознес Роуэна на вершину костра. Рокот в толпе рос и ширился. Люди вскакивали на ноги. Показывали на что-то руками. Годдард начал свою речь.

— Почтенные серпы и уважаемые граждане, сегодня мы предаем очищающему огню истории последнего преступника человечества. Роуэн Дамиш, называвший себя серпом Люцифером, украл свет у многих. Но сегодня мы возвращаем этот свет и обращаем его в чистую и неизменную путеводную звезду нашего будущего…

Кто-то похлопал его по плечу. Он едва почувствовал прикосновение.

— Новая эра, где серпы с соразмерной радостью формируют наше великое общество, выпалывая тех, кому нет места в блистательном завтра…

Вновь его похлопали по плечу, на этот раз более настойчиво. Неужели кто-то пытается прервать его речь? Да как он смеет?! Годдард обернулся — позади стоял Константин, отвлекая на себя внимание публики своей оскорбительной для глаз алой мантией, еще более кричащей теперь, когда в нее были вкраплены рубины.

— Ваше высокопревосходительство, — прошептал он. — Кажется, у нас проблема…

— Проблема? Прямо посреди моей речи, Константин?!

— Вам стоит взглянуть самому. — Константин привлек его внимание к погребальному костру.

Роуэн корчился и извивался в своих путах. Он пытался кричать, но никто не услышит крики, пока не сгорит кляп. И тут Годдард увидел…

…что на вершине костра не Роуэн.

Стоявший там человек показался Годдарду знакомым, но окончательно Сверхклинок узнал его только после того, как посмотрел на гигантские экраны, расположенные по окружности стадиона и показывавшие искаженное болью лицо крупным планом.

Техник. Тот, что руководил подготовкой казни.

●●●

За десять минут до того момента, когда эшафот выкатили на поле, Роуэн пытался насладиться последними оставшимися у него мгновениями. И тут, лавируя сквозь лес мертвых деревьев, к нему приблизились трое серпов. Он не узнавал ни мантий, ни лиц.

Этот визит не входил в программу, и, учитывая все обстоятельства, Роуэн почувствовал облегчение при виде троицы. Если они пришли, чтобы совершить над ним личную месть, не желая ждать, пока он умрет в огне, значит, его конец будет легче. И в самом деле, один из серпов достал нож и замахнулся на Роуэна. Тот приготовился к резкой боли и мгновенному угасанию сознания, но они не последовали.

Лишь секундой позже, когда клинок разрезал путы на его руках, Роуэн осознал, что это нож Боуи.