На земле и на облаке (СИ)

— Чаво? — недоуменно переспросил дрыгвич и на всякий случай бросил быстрый взгляд на дверь за спиной Янсена, но с удивлением обнаружил, что она исчезла и там была просто ровная стена с переливающимися красными огонечками.

От резких передвижений по кровати, новых вещей и непонятных ощущений, от тусклого света и странного горького запаха, наполнявшего комнату, Алёше вдруг стало дурно. Тошнота подступила к горлу, закружилась голова, живот странно и болезненно свело и стало очень жарко в груди, настолько, что он отодвинул широкий ворот рубахи и краем глаза увидел свое тело. Его грудь и живот, все было в белых заплатах и из них торчали трубочки, заканчивающиеся шуршащими пакетами, полными коричневой жидкости.

Алёша больше не мог воспринимать такую реальность, это было уже слишком для измученного боем, смертью и воскрешением сознания.

Он покачнулся и упал бы, если бы не Гуннар, который с ловкостью, столь неожиданной для человека его телосложения, подхватил Алёшу и опустил на кровать.

Янсен задумчиво посмотрел на Гуннара и тихо произнёс:

— А ты в свое время более философски воспринял такие новости.

На что его черноволосый товарищ только махнул рукой и ответил:

— Да ладно, он просто в первый раз умирал, а мне уже было не привыкать, — и, почесывая белый пластырь на брови, предложил, — раз уж мы так удачно здесь оказались, может наложишь швы? А то чешется жутко и вымыться нормально нельзя.

Алёша на всякий случай прилег на жесткую койку, провел рукой перед собой, делая какой-то знак, и обратился сам не зная к кому на своем родном языке:

— Ежели вы, ребята, не черти, а здесь, выходит, и не облачка вовсе, то хоть объясните, грешному, куда я попал. Или убейте уже, Бога ради, а то сил моих нет.

Потом посмотрел на Гуннара и, сделав жалобное лицо, попросил:

— Дядь, токмо, если будешь убивать, не кидай опять под берёзу, а? А то с пригорка как скатишься, всякая чертовщина в небе мерещится — то корабль летучий, то люди в золотых нарядах, а потом и комната эта с солнцами и двигающимися стенами, — замолчал, вздохнул тяжело и закрыл глаза.

Гуннар и Янсен недоуменно переглянулись.

С кровати доносилось мерное сопение и похрапывание.

Алёша, видимо, от переживаний, усталости и сильнодействующих лекарств, наконец, забылся сном.

Янсен потер рыжую бороду и весело сказал:

— Гуннар, беру свои слова обратно. Даже ТЫ так не смог бы! — и расхохотался.

Гуннар насупился и рукой показал на бровь:

— Зашивай давай, эскулап-живодер, в душ хочу. А то к хорошему привыкаешь быстро, а я уже неделю за этим, — он кивнул в сторону Алёши, — по кустам охочусь. Однако половяки удачно напали, а то еще неделю бы по лесам да озерам шастал. Одно хорошо, комаров у них почти нет.

Гуннар задумался и замолчал. Вдруг его лицо озарила светлая улыбка, которая резко контрастировала с суровым лицом со сломанным носом. Он многозначительно подмигнул Янсену и добавил:

— Зато Алеси у них водятся в большом количестве.

========== 02. Облако ==========

Уже полгода молодой дрыгвич жил со своими новыми друзьями на космической станции, вращающейся на стационарной орбите его родной планеты. Мёльн (облако, нордсьенский, примеч. автора), а таково было название станции, свободно вмещал пятьдесят человек персонала, включая команду Дракко.

Самое любопытное, что Алёша достаточно быстро освоился, хотя в самом начале и думал, что не место ему тут и рвался всем сердцем домой.

Ему иногда вспоминалось, как он впервые поднимался к станции на транспортнике, искусно замаскированном под шнекью. С грустью он посмотрел в иллюминатор на удаляющуюся родную планету и тихо прошептал: «Выходит и правда на облачке оказался, значит, все правильно по жизни делал, да, матуля?»

Хейдар ответил ему на языке дрыгвичей, так странно звучавшем из его уст:

— Ты действительно все делал правильно.

Алёша удивился, но виду не показал, спросил только:

— А сколько ты, бацка, языков знаешь на самом деле?

Хейдар в ответ лишь пожал плечами.

Тогда Алёша, глядя на него очень внимательно, произнес на языке половяков:

— Син ашык тугел ниятен (ты человек с неясными намерениями, половяцкий, примеч. автора).

На что Хейдар вскинул светлую бровь и ответил ему:

— Мин белем шактый анлау (я знаю достаточно, чтобы все понимать, половяцкий, примеч. автора).

Алёша кивнул, повернулся опять к иллюминатору и, глядя на приближающуюся станцию, внушительную, непонятную и такую одинокую среди миллиарда рассыпанных звёзд, тихо спросил:

— А какова будет моя плата за то, чтобы все понимать?

Хейдар не ответил ему, лишь оценивающе посмотрел на поникшего Алёшу, как будто спрашивая: «А сам ты на что готов?» и хлопнул его по плечу.

Алёша вздохнул тяжело и стоял, понурив голову, не глядя на своего спасителя, и видно было, что внутри него идет борьба, что спорит он сам с собой и не может понять, как ему быть дальше.

Хейдар, наконец, нарушил молчание и задал вопрос:

— Ты не можешь принять решение, верно говорю?

Дождался утвердительного кивка собеседника и продолжил: