На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке

Небо было покрыто тяжёлыми чёрными тучами, в которых время от времени сверкали молнии. Путешественники купили в городке широкополые соломенные шляпы, надели плащи и в сопровождении двух индейских проводников тронулись в путь. Уже в сумерках дипломаты продолжили рискованный подъём к вулкану. Перешли бурную речку, преодолели заросли мёртвого леса, засыпанного пеплом. Гнетущая тишина периодически нарушалась рёвом вулкана, ощущался сильный запах серы, иногда начинал моросить чёрный дождь. Наконец, выехали на поляну, посреди которой торчал невысокий крест. Один из проводников показал на него и пояснил, что там, внизу, под пеплом, находится сама церковь и весь поселок Паракутин. Из жителей уцелели только они.

Стоит привести полностью завершающий фрагмент этой «вулканической авантюры» в изложении Василевского-Тарасова:

«Наступила ночь. Нас окружил бархатный мрак. И только впереди, за чертой возвышавшегося гребня, дрожало, то вспыхивая, то угасая, дымно-малиновое зарево. Оставив проводников с лошадьми у подножия гребня в неглубокой лощине, мы стали подниматься в гору, светя себе электрическими фонариками. Перед нами открылся вид на вулкан. Правильный конус вершины был ровно срезан и опоясан золотистым венцом вытекавшей из кратера раскалённой лавы. Столб дыма багрово клубился, уходил вверх, темнел и сливался там с огромной черной тучей. С оглушающим гулом и грохотом, как из огромной паяльной лампы, вырывалось пламя. Высоко взлетали камни, падали и катились по склону, дымясь и шипя в потоке лавы. Белёсые пары серы поднимались над остывающей лавой, дышать было трудно.

От кратера нас отделяло только неглубокое ущелье, куда стекала лава. Уставшие, оглушённые, мы попытались уснуть в шалаше. Но вулкан грохотал, дрожала под нами земля. Наступил рассвет, открыв нашим взглядам дымящуюся границу лавового потока. Мы спустились к нашим проводникам. Они терпеливо ожидали нас у маленького костра. Их закутанные в ветхие пончо согбенные фигуры издали походили на камни.

Опять мы ехали по мёртвому лесу. Впереди, над Лос-Рейес, кончалась граница пепельных туч. За ними светило солнце. Его яркие косые лучи неестественным светом освещали полузасыпанный лес».

Экспрессивная лексика, напряжённая ситуация. Однако повествование Тарасова-Василевского грешит неточностями. Во-первых, исходная дата «зарождения» вулкана Паракутин – 20 февраля 1943 года. И произошло это не в штате Халиско, а в штате Мичиокан. В окрестностях Паракутина не было городка Лос-Рейес и деревеньки Миль Кумбрес, «Тысяча вершин». Так мексиканцы называют обширный горный район западной Сьерра-Мадре. Что касается прямых «жертв вулкана», то их не было, за исключением двух-трёх инфарктов из-за стресса. События развивались постепенно, и жители Паракутина имели время для эвакуации, хотя большую часть домашней живности спасти не удалось. Церковь селения Паракутин частично пострадала от лавы и пепла, но её главная башня с крестом уцелела, сохранился алтарь, который до сих пор периодически используется для богослужений.

Автор в рассказе о поездке странным образом умолчал о поведении Уманского и его реакции на всё увиденное. А ведь по характеру посол не мог быть безмолвным статистом. Поэтому трудно поверить в правдоподобность этой истории, особенно эпизода с шалашом, в котором дипломаты коротали ночь в опасном соседстве «с грохочущим вулканом», с «трясущейся землёй» под ногами и «неглубокой лощиной, куда стекала лава»…

Напрашивается вопрос: для чего Василевский сочинил эту захватывающую историю? Чтобы поразить читателя? Чтобы поиграть словом, продемонстрировать свои литературные способности? Или этот рассказ отражал запоздалое сожаление Василевского, что работа, обязанности и заботы помешали ему по-настоящему сблизиться с Уманским?

Разумеется, «здоровое» соперничество Тарасова с Уманским по добыванию информации существовало, но конфликтным не было. Много лет спустя Василевский-Тарасов не без восхищения вспоминал о методах, к которым прибегал Уманский, чтобы получить сведения по запросам МИДа: «Часто по утрам в парке Чапультепек советского посла можно было видеть верхом на строевой лошади в обществе начальника Генерального штаба мексиканской армии. Он смело брал барьеры, прыгал через канавы, наполненные водой, и даже занимался вольтижировкой. Человеку, не ездившему ранее верхом, совсем непросто было заниматься конным спортом. В этом тоже проявлялся характер и сильная воля Уманского».