Тарасов поднялся в конторку Риша как обычный клиент, желающий купить каракуль на воротник. «Деловой» обитал в двух полутёмных комнатушках на четвёртом этаже старого запущенного дома, в котором ютились всевозможные заведения кустарного типа. С первых же слов Тарасова меховщик понял, что перед ним – русский, и не смог скрыть испуга. Потом кое-как совладал с нервами и спросил, откуда покупателю известен его адрес.
«Проходил по улице, увидел вашу табличку, вспомнил о воротнике, – ответил Тарасов. – Почему вы так разволновались?»
Риш чуть расслабился и рассказал, что несколько лет назад ездил в Россию, где имел очень неприятный разговор с «одним человеком» (по предположению Тарасова – с «Максимом»), который предложил ему «помогать Советскому Союзу» и которому он не решился отказать. Боялся, что не выпустят из страны или репрессируют родственников.
Дрожащим голосом Риш сказал Тарасову:
«Я был бы очень рад, если бы вы больше ко мне не приходили. У меня маленькое дело, и если американцы узнают, что я имею общие дела с вами, это станет катастрофой для моего бизнеса. Никакая американская фирма не продаст мне ни одной шкурки».
Резидент выяснил, что по сведениям, собранным в Еврейском комитете, Риш действительно купил меха на ленинградском аукционе, но на деньги, полученные от группы мелких коммерсантов. Сам Риш участия в деятельности Комитета помощи России не принимает, всегда отказывал в пожертвованиях. Вывод Тарасова: «Омерзительный тип. После разговора я решил с ним больше не связываться, ибо он ничего для нас не сделает».
Начальник отдела Граур написал под текстом телеграммы только одно слово: «Согласен».
Столь же объективно, но с элементами «литературной образности», Тарасов отчитался в отношении «Антиадольфа» и «Тихого» с кратким резюме: «Для использования в наших интересах категорически не подходят, идейно и морально переродились».
С Еленой Васкес Гомес («Се́дой») Тарасов связался в сентябре 1943 года. Строгая сотрудница мексиканского МИДа в чёрном костюме мужского фасона оказалась информированным человеком, с широким кругом интересов. Она была доверенным лицом экс-президента Ласаро Карденаса, часто выполняла его конфиденциальные поручения, вращалась среди политиков и дипломатов и, соответственно, была в курсе текущих внутри– и внешнеполитических событий. Елену Васкес Гомес в окружении Карденаса считали своей, ценили за надёжность и умение молчать. Зная о патриотическом прошлом семьи Гомес[27], с доверием относился к Елене и действующий президент Авила Камачо.
В агентурную сеть ИНО НКВД Гомес была включена в 1938 году во Франции, её «крёстным» в разведке стал Эйтингон. В Париже она работала 3-м секретарём посольства Мексики. В учётах Центра Елена вначале значилась под псевдонимом «Он», затем стала «Се́дой», от испанского слова seda, означающего «шёлк, шёлковая». Трудно сказать, почему избрали такой псевдоним, может быть, по контрасту с её реальным характером? Елена точно не была ни мягкой, ни шёлковой, ни податливой. По крайней мере, для мира мужчин. О том, что она лесбиянка, догадывались многие, но только догадывались. Её многолетняя подруга Тереса Проэнса Проэнса тоже придерживалась левых взглядов и с 1938 года тоже была включена в агентурную сеть советской разведки.
К концу президентского периода Карденас отозвал Елену Гомес из Франции и представил своему преемнику – Мануэлю Авиле Камачо как надёжную и умную помощницу, не раз выполнявшую поручения конфиденциального характера. В то время Камачо очень беспокоили закулисные манёвры соперника – генерала Альмасана, которого поддерживала не только «пятая колонна» нацифашистов, но и ультраконсервативные круги в Соединённых Штатах. Поручение для Елены тут же нашлось. С санкции Карденаса она выехала на Кубу «под видом» сотрудницы мексиканского посольства и за короткое время организовала наблюдение за Альмасаном и его американскими покровителями. Через Елену проводилась работа по созданию в кубинской прессе «позитивного образа», как бы сейчас сказали, будущего президента Мексики. С этими поручениями Елена Гомес успешно справилась, что определило её дальнейшие доверительные отношения с Камачо.
Елена Гомес вернулась в Мехико, и стала информационным «кладезем» для Тарасова. По полученным от неё данным резидент подготовил десятки сообщений, в том числе о Пелайо Гарсии-Олае, представителе Франко на Кубе, о деятельности Индалесио Приэто, «троцкисте» Диего Ривере, о направлении мексиканских войск в Европу, действиях США по экономическому закабалению стран Южной Америки, о положении в Аргентине.
В январе 1944 года Тарасов по запросу Центра направил характеристику на «Седу»: