На взводе. Битва за Uber

«Чушь. И знаешь что? – Каланик начинает выбираться из машины. – Некоторые просто не любят брать ответственность за собственное дерьмо! – кричит он в лицо Камелу, заглушая его протесты, и, заканчивая мысль, тычет пальцем в воздух. – Они винят других в том, что происходит в их жизни. Удачи!» – Он выходит из машины и исчезает из видео за несколько секунд до конца видео. Кто-то закрывает лэптоп.

Каланик – реальный, во плоти, поверженный на колени в коридоре отеля, – принялся бормотать что-то.

«Плохо, очень плохо. – Он наклонился вперед, упал и задергался на полу. – Что со мной не так?»²³⁰

Никто не знал, что делать. Видеть босса в таком состоянии им не приходилось, и они чувствовали себя неловко.

Каланик набрал номер единственного человека, к которому мог обратиться.

«Арианна, нам требуется помощь, – прокричал он. – Как нам выбраться из всего этого? Все плохо. Я облажался».

Пытаясь успокоить его, Хаффингтон ворковала банальности.

Джонс предложил иное утешение: обратиться в кризисные PR-фирмы, выработать стратегию, определить, что делать дальше и как вывести Uber из этого пике[88].

«Есть эксперты, Трэвис. Они могут нам помочь».

С Джонсом не согласилась Уэтстоун.

«Не думаю, что ты найдешь кого-то лучше, чем мы с Джилл», – сказала она, полагая, что вытащить компанию еще способны пиар-лидеры.

«Вы обе не стратеги и недостаточно креативны», – сердито набросился на них Каланик. Все замерли, и брошенное оскорбление повисло в воздухе. Уэтстоун и Хейзелбейкер решили, что с них хватит. Женщины поднялись, собрали свои вещи и вышли из комнаты.

Каланик быстро понял, что допустил ошибку, оскорбив тех самых людей, которые пытались отбиться от прессы, готовой растерзать его на куски. Он побежал за женщинами по коридору отеля, убеждая остаться, но теперь уже не выдержала Хейзелбейкер.

«Как ты смеешь? – крикнула она, наклоняясь к нему на глазах у шокированной группы. – Ради тебя и этой компании я прошла сквозь огонь! Ты сам сделал это с собой!»[89]

В конце концов Каланику удалось убедить Уэтстоун и Хейзелбейкер не уходить и остаться на своих местах. Половина группы отправилась домой к Хейзелбейкер. Она заказала для всех еды.

Устроившись на диванчиках в гостиной, руководители Uber обсудили варианты за пиццей и пивом. Каланик продолжал дурачиться, катаясь уже по ковру Хейзелбейкер и повторяя снова и снова: «Я ужасный. Я ужасный. Я ужасный».

Уэтстоун попыталась его утешить, хотя и без особого энтузиазма.

«Ты не ужасный. Но то, что ты делаешь, ужасно».

К концу дня Уэтстоун, Хейзелбейкер и Каланик выработали заявление для прессы. Тем временем и пресса, и общественность уже негодовали, обсуждая разлетевшееся по Сети видео. Доказательства были налицо. Каланик не заботился о водителях. Он вел себя как придурок. И вообще, он – говнюк.

Уже вечером Каланик извинился перед всеми сотрудниками. На блоге компании заявление появилось следующим утром.

Уверен, вы все посмотрели видео, где я неуважительно общался с водителем Uber. Сказать, что мне стыдно, было бы огромным преуменьшением. Мой долг лидера – быть лидером… и для начала вести себя так, чтобы мы все гордились. Я повел себя иначе, и это невозможно объяснить.

Ясно, что видео – отражение меня, и критика, которой мы подверглись, есть суровое напоминание о том, что я должен решительно измениться как лидер и повзрослеть. Я впервые готов признать, что нуждаюсь в помощи и намерен ее получить.

Хочу искренне извиниться перед Фавзи, всеми нашими водителями и пассажирами и командой Uber.

Трэвис²³¹

Глава двадцать пятая. Greyball

Через неделю после того, как запись в блоге Сьюзен Фаулер взорвала Долину и эхом отозвалась в передовицах газет по всему миру, мне позвонили с незнакомого номера.

«Привет, это Майк? Майк Айзек? – спросил голос на другом конце линии. – Привет, Майк, меня зовут Боб²³². Я работаю в Uber. Мы можем поговорить неофициально?»

За несколько дней до этого на первой странице «Нью-Йорк таймс» вышла моя статья «Агрессия и беспредел на рабочих местах в Uber»²³³. Я переговорил с более чем тремя десятками действующих и бывших работников Uber, выясняя подробности внутренней жизни компании. С момента моего появления в «Таймс» в 2014-м я написал о компании десятки статей, но пост Фаулер представлялся чем-то совершенно особенным.