На всю жизнь

Шарка еще не успела опомниться, а он уже начал рассказывать ей, как на «большой проповеди» командир дивизиона шокировал всех, когда в самом конце ни с того ни с сего подал команду «смирно» и объявил приказ вышестоящего командира.

— Пусть не рассказывает мне, что он не знал об этом еще в пятницу, — сиял Гинек. — Заставил меня вариться в собственном соку два дня. Наверное, у него на самом деле вместо сердца кусок льда, хотя… Представь себе… потом он нас всех поздравил. Дело в том, что одновременно он назначил Душана Главку исполняющим обязанности инженера дивизиона, а на место Душана перевел молодого Майерчика, ты его не знаешь… Ну а когда командир подавал нам руку, то обратился ко мне перед всеми на «ты». Перед всем дивизионом! Посуди, сам Менгарт! И он не оговорился…

Гинек не догадывался, не мог догадаться, что Шарка с трудом слушает его беззаботную речь, через силу старается не испортить ему радость. Они просидели за столом почти до утра. Шарка так и не нашла в себе силы сказать ему о ребенке. Она знала, что этим поставила бы его перед трудным решением. Скорее всего, Гинек заявил бы начальству, что не может ехать по серьезным причинам. Она нисколько не сомневалась в этом, потому что чувствовала, как сильно он ее любит. Но в то же время она видела, что ему очень хочется поехать.

В последующие дни она все-таки надеялась, что приказ будет кем-то отменен, что в обители романтиков появится связной и сообщит Гинеку, что он должен немедленно прибыть в штаб, а вечером он вернется… Пусть даже он вернется через день, два, даже через три дня, она бы выдержала…

Но Гинек устраивал свои дела перед отъездом, что-то искал, ездил в райцентр, проходил медкомиссию, совершенствовался в русском языке, обходил знакомых, устроил прощальный вечер.

— Менгарт пообещал, что, как только дом будет построен, солдаты помогут тебе переселиться. Формальности я уже уладил с председателем жилищной комиссии. Вот номер текущего счета и подписанные чеки.

— Да не нужно это… — попыталась возразить она, но Гинек не дал ей говорить.

— В подвале два новых полных угольных ящика. Таким образом, у тебя их теперь три. Два раза в неделю к тебе будет заходить солдат, который ездит за почтой. Я дал ему запасной ключ от подвала, он будет колоть тебе дрова и приносить уголь.

И обо всем этом он успел подумать! За несколько дней он переделал массу дел, и Шарке казалось, что для Гинека нет ничего невозможного. Он очень хотел познакомиться с ее родителями. На это у них оставался только один день — день его отъезда. А она так хотела побыть с ним вдвоем в последние минуты, но… ему надо было ехать в Прагу, чтобы зайти в управление кадров министерства национальной обороны.

Они договорились поехать туда утром, а ночь провести вдвоем в обители романтиков. Это означало вставать рано утром, чтобы успеть на первый утренний поезд, а скорее всего, совсем не ложиться. Шарка послала родителям письмо, сообщив о времени их приезда. В тот же день она написала еще одно письмо, вложила его в конверт, но подписывать и запечатывать не стала. Этот конверт она положила в свою сумочку. Содержание письма она давно продумала. «Милый, нам очень скучно, но мы стараемся жить, будто ты от нас никуда не уезжал, ты рядом. Мы разговариваем с тобой, ложимся вечером с тобой и утром с тобой просыпаемся. Мы тобой очень гордимся. Ты уже, конечно, догадался, что тебе надо выбрать два имени: одно для мальчика и одно для девочки. Мы не хотели спрашивать тебя об этом перед отлетом, потому что ты бы замешкался и опоздал на самолет. Мы тебя знаем! А кем бы мы тогда гордились? Прости нас за это и выбирай имена получше, потому что после твоего возвращения времени у тебя останется немного. Целуем тебя, твои Шарка и…»

Будильник заводить не стали, не спали всю ночь. Гинек заснул в поезде. Она долго смотрела на него, но не могла наглядеться. Челка каштановых волос небрежно упала ему на глаза, закрыла лоб. Упругие губы чуть-чуть растянулись в легкой улыбке, подбородок воинственно выдвинулся вперед. Шарка пыталась запечатлеть в памяти его густые брови, невыразительный нос, небольшое родимое пятно под мочкой правого уха. Никогда раньше она его не замечала. Когда мы расстаемся с тем, кого любим, то находим то, что раньше ускользало от нашего внимания.

В Прагу они приехали в девятом часу. Мать с отцом встретили их. Несмотря на то, что был рабочий день, на обед были приглашены многие родственники, включая дедушку со стороны Шаркиного отца, с которым в последние годы не ладили. Гинек всем был представлен, он мужественно выдержал это испытание, терпеливо выслушал лекцию о необходимости семейного спокойствия для супружеского счастья.

— Дальние края, дальние края! Нас, мужчин, всегда влекли дальние края и приключения, — мечтательно проговорил отец за кофе.