На всю жизнь

Мать стрельнула в него взглядом. Все присутствующие знали почему, Гинек тоже догадывался. Шарка не скрывала от него причин частых поездок отца в Прагу. «Не переношу того, что они уже настолько изолгались друг другу, что считают ложь правдой», — как-то прокомментировала она отношения между родителями.

— Поженитесь сразу, как только вернетесь, пан инженер? — выпытывала мать. — Не хочу быть чрезмерно любопытной, но когда планируете свадьбу? Мы должны подготовиться…

— Мы известим вас заблаговременно, — ответила Шарка. — Раньше чем через полгода этого не произойдет. Папа, в последний мой приезд ты радовался, что тебя сняли с заграничных поездок и теперь ты сможешь отдохнуть. Ты снова ездишь? — спросила она ехидно.

Наступившую неловкую паузу использовал дедушка. Он принялся вспоминать, как служил до войны в знаменитом тридцать пятом полку конюхом.

— Славный был полк, даже песню о нем сочинили, — хвастался он. — Сегодня уже не то, что было раньше. Люди готовы поубивать друг друга ракетами. В газетах об этом пишут каждый божий день, но о конях ни слова, об одних только ракетах…

Пока старик расхваливал старое время, а Гинек смеялся над забавными случаями из его солдатской жизни, Шарка выскочила на кухню.

— Зачем ты говоришь такое? — упрекнула она мать и попробовала картофельный салат.

— Я тоже против таких разговоров, имей в виду, мама, — поддержала Шарку ее младшая сестра Петра, стоявшая у плиты.

— Смышленый молодой человек, такой… интеллигентный, — сказала мать, будто и не слышала дочерей. — Он, случайно, не разведенный? Выглядит старше своих лет.

— Нет, — отрезала Шарка, — не разведенный. Он женатый, к твоему сведению! — Она откусила кусок огурца.

Мать по-своему поняла такой резкий ответ дочери.

— А у него действительно высшее образование? Он выглядит таким скромным. Теперь большинство мужчин утверждает, что они будто бы инженеры, а раскуси их — безграмотные продавцы, но с деньгами.

— При первой же встрече он показал мне свой диплом. — Шарка подмигнула Петре, прося ее помочь покончить с этим неприятным разговором.

— Послушай, мама, — поняла сестра, — если хочешь сегодня пообедать, то не мешай мне здесь. И ты тоже, — повернулась она к Шарке. — Хватаешь тут то одно, то другое, как беременная. Смотри, а то плохо станет.

Она вытолкала ее из кухни. В комнате продолжался разговор ни о чем.

Шарка всей душой желала, чтобы время остановилось и Гинек остался, но сейчас с облегчением вздохнула, когда обед закончился. Атмосфера лицемерия и позерства угнетала ее. В голову пришла мысль, что в Бореке люди искреннее. Они тоже могут ругаться, могут и злиться, ненавидеть, но все это происходит совершенно не так, как здесь, в ее родном доме. Неожиданно она сильнее, чем когда-либо прежде, осознала, что ее настоящий дом в Бореке. Там, где Гинек.

— Шарка, милая, приезжай почаще. И вы тоже, пан инженер, — подчеркнула свое гостеприимство мать Шарки нарочито громко, чтобы ее слышали соседи.

Шарка невольно вспомнила, как с ними прощался отец Гинека: «Будь с нею добр и слушайся хотя бы ее, если не слушаешься своего отца. Если он тебя, Шарка, не будет слушаться, сразу напиши. Попрошу старого Вачкара присмотреть за кроликами, сяду в поезд и прямиком в Борек. Палкой я ему быстро мозги вправлю».

Они направились к трамвайной остановке.

— Совсем не изменились, — кивнула она в сторону дома.

— Не удивляйся, для этого у них просто не было времени. Ты ведь была здесь в последний раз в июне, — усмехнулся Гинек.

— Думаешь, мы изменимся? — спросила она.

— Если не захотим, то не изменимся, — ответил он убежденно. — Измениться может только тот, кто этого хочет. Могут повлиять обстановка, время, люди, но… Я останусь таким же, какой есть, останешься и ты такой же. Не думай, что это я просто так говорю. Иногда это бывает очень непросто — не измениться.

В трамвае Шарка размышляла над его словами. Что произойдет с ними в следующие сто восемьдесят дней? Ведь это полных шесть месяцев, целых полгода! Такой большой срок.

В метро они шутили. Нарочно втиснулись в переполненный вагон. Пассажиры с любопытством посматривали на них.

— Хоть бы на землю упал туман, густой-густой и надолго, — высказала она свое желание, когда они выбрались на поверхность.

Гинек обнял ее за плечи.

— На поезде придется ехать два дня, — сказал он.

— Но ты бы поехал только завтра, — не сдавалась она.

— Долгие проводы еще хуже, — возразил он.

Она согласилась, что это так. Они медленно брели по улице, смотрели на витрины и молчали.

— Через несколько минут я пожалею, что молчала сейчас, но в эту минуту я просто не знаю, что хорошего тебе сказать, — произнесла она.

— Ничего не надо говорить, подожди меня секундочку! — Он приложил указательный палец к ее губам и исчез. Вскоре он вернулся. — Говорят, они обо всем могут сказать. — Он протянул ей букет гвоздик.

Шарка склонила голову над цветами, вдохнула их аромат:

— Ты прав.

Как ни медленно они шли, а все-таки добрались до здания управления кадров.