На узкой лестнице (Рассказы и повести)

Володя повернулся и пошел в глубину цеха, и бракованные детали отскакивали от его ботинок стремительней и звенели звонче, ударяясь о чугунные корпуса машин.

Ночь эта многое изменила в душе Владимира. Утром на него шумел заместитель, но впервые упреки не производили на Володю впечатления. Ощущение одиночества не только не пропадало, но делалось еще острее. Жизнь теряла смысл, потому что теряла смысл работа.

Володя не наказал крановщицу, хотя она так и не смогла представить справку, что у пятилетнего сына неожиданно разболелся живот. И вообще, стало непросто ему приводить в движение сложный цеховой механизм: за каждым приказом вставали живые лица.

Люди, привыкшие судить о жизни масштабно, часто теряются, когда попадают, что называется, в самую ее гущу. А растерявшись, они близоруко щурятся и хватают воздух ртом, как делает это сейчас Владимир Михайлович. И это неожиданное состояние старшего друга и товарища наводило Володю на грустные мысли, воспринималось им чуть ли не как личное моральное предательство. Поддержать бы! А может, он, Володя, действительно слишком много берет на себя? Но Владимир Михайлович не должен бы сейчас молчать. Он обязан преподать урок.

— Суетно живешь, Ермолай, — сказал Владимир Михайлович.

«Конечно, обязан преподать урок, а с другой стороны, какой тут, собственно, преподашь урок», — подумал Володя.

— Красивые высказывания нуждаются в основательных мотивировках. Иначе — это демагогия, — ответил Ермолай Емельянович, тон его был спокоен и доброжелателен.

— Дощечки, шурупчики… постоянно рулетка в кармане, там измерить, там пообещать, туда поспеть… вот так у меня складывается представление. Могу сказать больше — у меня еще складывается представление, что даже жилище свое ты оборудуешь не столько для себя, сколько для других. Так мне кажется.

— Ничего особенного, — раздался голос Оксаны. Никто не заметил, когда вошла она. Может, стояла за дверью и слушала их разговор? — Все очень закономерно, — продолжала Оксана. — Сейчас не только вам стало казаться, Владимир Михайлович. Сейчас многим стало казаться. Только, к сожалению, не то, что хотелось бы. А раньше никому ничего не казалось… Когда наша жизнь была на колесах, когда в доме ни одной приличной вещи не было. Когда в ломбард заложить было нечего. Вот тогда никому ничего не казалось. А сейчас, когда чуть-чуть прикрыли наготу, всем стало казаться. Подумаешь — гараж, подумаешь — кооператив, подумаешь — мебель. Ну и что? Вы нам это сделали? Нет, вы нам ничего не сделали.

— Во как раскочегарилась, — одобрительно глянув на жену, сказал Ермолай Емельянович.

— Не наготу прикрыть, не наготу, не об этом я, как вы не поймете… Время подводить итоги…

— Время собирать камни, — усмехнулся Володя.

— Собирайте, если больше нечего собирать, — ответила ему Оксана.

— Шурупчики, дощечки… Когда это было на Руси, чтобы интеллигенция занималась частным предпринимательством!

— Нет, не так, дорогой Владимир Михайлович, не предпринимательство, а инициатива, — опять уточнил Ермолай Емельянович. Как спокойно он держался, как будто вносить подобные уточнения стало привычным делом. — Между прочим, я знаю, что вы скажете дальше, поэтому сразу и отвечу. Все, мальчишки, сейчас не так-то просто. Сейчас, мальчишки, многие акценты расставляются по-новому. Вот Володя помоложе нас всех, знания у него посвежее. Ответь же нам, юноша, как там сейчас пишут в учебниках: хорошо ли мы поступили, когда в свое время разорили кулака? Да что там разорили?.. Ликвидировали человека, который умел работать. А чего добились?

— Ермолай, — вмешалась Оксана. — Зачем несешь эту чушь? Сколько тебе говорить — не лезь в политику.

— Да какая это политика, Оксаночка? Самая что ни на есть жизнь. Еще основоположники марксизма писали: природа человека такова — вначале обеспечить себя, а потом служить на благо обществу.

Но Оксана встревожилась не на шутку.

— Вы не обращайте внимания на его бредни. Возраст, что ли? Обычно Ермолай лишнего не болтает. С вами только разговорился. От радости, наверное, вы ему столько наобещали. А для него это знаете какое подспорье.

— Все, мальчишки, все! Оксаночка, замолкни! Ты сегодня тоже много говоришь. Сегодня у нас праздник!

Ермолай Емельянович кашлянул и твердо, с особым значением подчеркнул:

— Продолжим наш праздник! Оксаночка, я не буду переодеваться в костюм, я весь вечер останусь в комбинезоне.

— Странная у тебя способность, не вовремя возникать с дурацкими шутками, — сказала с досадой Оксана. — Хоть голый ходи. — Она поджала губы и вышла, хлопнув дверью.

7

Как всегда, после шумных нервирующих действий наступила особая тишина. Она звенела в ушах писком одинокого комара. Но вот сквозь серебряную комариную паутину стали проступать посторонние шумы. И каждый на них обратил внимание, как будто бы выполняли задание на внимательность: сидели и слушали. Был не до конца завернут водопроводный кран; за стеной у соседей пела Алла Пугачева; вздохнул, покачнувшись, холодильник — включился и пошел шуметь, бархатно и низко.