Кап. Ничего необычного. Просто они устроили себе праздник. Вождь сказал мне накануне, что они никогда ничего не едят, кроме людей. Он сообщил, что его семья употребляет около трех человек в день круглый год, в том числе по праздникам и воскресеньям. Сам он не очень любит людей, из-за жесткой австралийки, съев которую в 1847 году получил страшное расстройство желудка и теперь вынужден очень тщательно относиться к выбору пищи, в отличие от своих домашних. Его жена, по его словам, предпочитает маленьких детей, по причине плохих зубов, зато дочери способны сожрать самого грязного моряка, когда-либо прибывавшего к ним на острова.
С. Это отвратительно.
Кап. Еще вождь сказал, что обилию пищи наступает конец, и в последнее время они все больше и больше зависят от импорта. В этом, правда, есть свой плюс, поскольку мясо белых людей нежнее. Он добавил, что их не оставляют своим вниманием миссионеры, заботясь о том, чтобы не случился голод, и у него на глаза навернулись слезы, когда он рассказывал, насколько полезны миссионеры для бедных дикарей на отдаленных островах. Желательно, чтобы миссионер не был слишком старым или слишком молодым. Кстати, сколько вам лет, вы сказали?
С. Мне двадцать восемь.
Кап. Мне кажется, он говорил о двадцатисемилетних; ему нравился этот возраст, поскольку мясо еще не жесткое, как у стариков, и не слишком нежное, как у молодых. Еще он говорил, что миссионеры нравятся ему, поскольку не пьют ром и не курят табак, а потому не имеют плохого привкуса. Я видел одного молодого человека, приплывшего из Бостона. Он отправился в их лесное селение; и, пока пел какой-то гимн, его ударили сзади по голове дубиной, и спустя короткое время он уже жарился на костре. Они развели огонь с помощью его книги гимнов, и сохранили ее остатки на будущее. Он был очень похож на вас - может быть только, несколько ученее. Они таких очень любят. Такие, по их словам, самые нежные.
С. Я и понятия не имел, что на этих островах существуют такие ужасные вещи.
Кап. Я не сказал вам и половины, чтобы не отговаривать вас. Я знаю, вы полагаете, что с вами не может случиться ничего подобного. Но я помню, что, когда рассказал вождю о том, как много участия вы принимаете в миссионерской деятельности, он довольно рассмеялся, потер руки и приказал жене в этом году посадить побольше хрена и лука. Для язычника, он очень предусмотрительный человек. Он сказал, что если бы только его племени дали немного времени, и отправляли миссионеров регулярно, в достаточной мере, они без труда могли бы съесть всех священников Соединенных Штатов и половину диаконов. Он говорил это, обгладывая кость очередного миссионера, а его жена делала новую дубинку из другой. Они очень экономичные люди. Все идет в дело.
С. Это самые ужасные вещи, какие я когда-либо слышал. Если бы я был уверен, что все это правда, я предпочел бы остаться дома.
Кап. Пусть мои слова не послужат для вас причиной изменить свое решение. Я ничего не рассказал бы вам, если бы вы не расспрашивали меня. Но уж раз вы начали спрашивать, скажу вам, что на днях я получил письмо от человека, только что вернувшегося оттуда, который сообщил, что урожай был скудным, новые миссионеры не прибыли, и дикари голодали в течение нескольких месяцев. Когда он отплывал, они сидели на скалах, голодные, как тигры, и ожидали прибытия корабля миссионерского общества. А теперь я должен идти. Прощайте. Я знаю, мы больше не увидимся. Взглянем друг на друга в последний раз. Прощайте.
После чего капитан ушел.
Мистер Спунер предпочел остаться дома и сейчас преподает в школе.
* * * * *
Еще более восторженным другом дикарей является мистер Додж. Однажды он пришел в редакцию "Патриота" и отыскал стол, за которым писал репортер. Сев сам, он принялся раскачиваться на стуле, пока не зафиксировал его на двух ножках, после чего безмятежно улыбнулся филантропической улыбкой и сказал:
- Видите ли, я друг бедного индейца; он считает меня своим Великим Белым Братом, и я отвечаю ему на его доверие и привязанность тем, что делаю все возможное, чтобы облегчить его страдания в нынешней непростой ситуации. Молодой человек, вы даже представления не имеете о тех муках, какими наполняет душу краснокожих цивилизация, совершая последовательно набеги на их права. Это святое, и не выставляется напоказ. Они сдерживают свои чувства, и мы, филантропы, замечаем их, наблюдая, как они с тоской взирают на расход пожарной воды, и едва могут заставить себя умыться. Вы полагаете, это единственная печаль, накладывающая свой отпечаток на жизнь преследуемого цивилизацией существа? Что вы об этом думаете?
- Ничего. Мне все равно.