«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки

Атласов стоял за штурвалом, Кирьянов с Милешкиным у пулемета, Степун «колдовал» в машине — старенький движок давно просился в переборку.

Откровенно говоря, старшину второй статьи — Атласов тогда был еще только старшиной второй статьи — не радовало, что командир базы назначил с ним в эту ночь на ПК-5 Кирьянова с Милешкиным. Алексей — новичок и совсем еще недавно держал себя бирюком, всех сторонился, да и к тому же говорили, что в черноморской школе он дал труса. Правда, после того как боцман Доронин прокатил его с ветерком на тузике, парень стал и общительнее, и куда старательнее, но как то еще он покажет себя в настоящем деле? (Атласов предчувствовал, что наступающая ночь обещает немало «сюрпризов»), К Петру Милешкину вовсе не лежала душа — гонористый, зазнайка.

Вот и сейчас он что-то шепчет Алексею, будто забыл, что в дозоре болтать не положено.

До старшины долетели обрывки фраз:

«Подумаешь, боцман сказал! — это голос Милешкина, — Что он больше нас с тобой знает?.. Что у него за душой есть — деревенская начальная…»

«А у тебя совесть есть?» — это отвечает Кирьянов.

«При чем тут совесть?..»

Атласов кашлянул. Шепот на носу прекратился.

В темноте миновали траверз пролива. Вода устремлялась в него, как в гигантскую воронку. ПК-5 дрожал, едва справляясь с течением.

— Самый, самый полный! — скомандовал в переговорную трубку старшина.

— Есть, самый, самый полный! — приглушенно отозвался Степун.

А катер еле-еле полз. Полз, натужно урча, вздрагивая, отфыркиваясь через выхлопную трубу отработанным газом. За бортом то и дело возникали отрывистые всплески. Ночь, а лосось все еще играет, описывая в воздухе дугу длиной метра в два. А, может быть, на косяк напали акулы…

Атласов посмотрел на светящийся циферблат часов на щитке приборов: скоро будет заданный командиром квадрат.

Течение нехотя выпустило ПК-5 из своих тугих струй. Движок застучал веселее.

Минуты напряженного ожидания всегда текут медленно. Атласову подумалось, что прошло с полчаса, а минутная стрелка на циферблате передвинулась вперед всего на девять делений.

Перебрав ручки штурвала, Игнат взял немного мористее. Порывистый нордовый ветер стал ударять в левый борт, и катер закачало сильнее. Должно быть, оттого, что старшина отвык ходить на такой малой «посудине», у него засосало под ложечкой.

Хищников не видно и не слышно. А возможно, они сегодня и не появятся… Но что это? Вроде бы стучит чужой мотор…

— Малый, самый малый! — негромко скомандовал Атласов в переговорную трубку.

Нет, ему просто послышалось. Только волна плещет о борт…

— Слева по носу неизвестное судно! — отрывисто выкрикнул с бака Кирьянов, он был впередсмотрящим.

Судно ли? Не туман ли наползает? Атласов до боли в глазах всматривался во мглу… Да, судно!.. Определенно судно!

Поворот штурвала, и одна за другой новые команды:

— Средний вперед!..

— Полный!..

— У пулемета, готовьсь!..

И опять в машину:

— Самый, самый полный! Оборотики!..

Палуба под ногами затряслась — Степун старался выжать из движка все, что мог.

Злая волна с шипением перебросилась через планшир[11].

И тут вдруг движок неожиданно поперхнулся, закашлялся и замер. И сразу стало отчетливо слышно ритмичное постукивание чужого мотора.

«Стосорокасильный «Симомото», — тотчас определил Атласов и нетерпеливо спросил в трубку моториста:

— Что там у вас, заело?..

Переговорная трубка не ответила. Степун высунулся из двери машинного отделения.

— Не проворачивает! Что-то накрутило на винт!..

Катер недвижимо покачивался на волнах, течение и ветер сносили его на юг, к проливу. Силуэт неизвестной шхуны растворился во мгле. Неужели это опять «Хризантема»?

«Счастливо оставаться! Счастливо оставаться! Счастливо оставаться!» — затихая, издевался «Симомото».

— Милешкин, — позвал старшина — приготовиться к спуску за корму!

«Если скоро не управимся — течение утянет в пролив».

— Есть! — Милешкин вырос перед рулевой рубкой.

«Боится, — понял Атласов, — Может, лучше послать Кирьянова?.. Нет, Петр все же поопытнее…»

— Раздевайся, давай все сюда.

Милешкин поспешно скинул брюки, форменку, бескозырку, ботинки, бросил все через окно в рубку.

Оставив вместо себя у штурвала Кирьянова, Атласов обвязал Милешкина под мышками тросом, закрепив другой его конец за буксирный кнехт[12].

— Наверное, на винт намотало сети. Освободить, — сказал Игнат, передавая Милешкину кортик, — Быстренько!..

Петр не хуже старшины понимал, что если течение втянет беспомощный катер в пролив, то стремительные водовороты разобьют его о скалы. Однако, перебросившись за борт, он в страхе прижался к нему: «А вдруг поблизости рыщут акулы?..» Холодная волна окатила по пояс. Петр вздрогнул и уцепился за планшир еще крепче.

— Ныряй, ныряй! Раз-два — и порядок! — подбодрил Атласов.