«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки

— Выходит, у этого диверсанта был такой же аппарат?

— Акваланг, — подтвердил капитан третьего ранга, — Как видите, им пользуются не только спортсмены! Хитроумный и в то же время простой аппарат. С ним можно продержаться под водой часа полтора на глубине до десятка метров.

— Словом, — произнес Баулин свое любимое словечко, — иностранный эсминец не зря тогда крутился у острова С. И самолет их летал неспроста.

— Так как же все-таки Кирьянов изловил этого субъекта!

— Кирьянов с Милешкиным, — поправил Баулин, — Видите ли… Вероятно, у этого «субъекта», как вы его назвали, не было еще достаточного опыта в плавании с аквалангом или он приустал, но на большой глубине он почему-то плыть не рискнул. А выдали его ночесветки. Вы ведь слыхали о том, что море может гореть, светиться?

— Не только слыхал, а и видел.

— Ну так тем более. Свечение, по-научному — фосфоресценцию, моря вызывают мириады жгутиковых инфузорий ночесветок, или, как их зовут рыбаки, морских свечек. Когда их заденете, они испускают голубоватый свет — полное впечатление, что в море вспыхивают подводные огни. Плывет, скажем, рыба или какое-нибудь судно, да, наконец, просто волнение на море — все вокруг начинает светиться. Волшебной красоты картина! Веслом гребнешь — капли и брызги, как сверкающие бриллианты! Эти самые ночесветки и выдали иностранного агента. Алексей сразу сообразил, что заморский гость с аквалангом, и сжал гофрированную резиновую трубку, по которой сжатый воздух из заплечных баллонов поступает в маску. А Милешкин схватил субъекта за ласты. Тут, батенька мой, ему и крышка!..

— Я все хочу вас спросить, — сказал я: —почему именно Алексея Кирьянова назначили в тот раз с «Вихря» на ПК-5?

— Разве я вам не говорил, что он отличный пловец? Мы с командиром базы чуяли, что ночь может оказаться хлопотливой, а погода была относительно тихая. Вот и решили испытать Алексея в возможном деле. На ПК-5, знаете ли, все посложнее…

Баулин задумался.

— Где-то сейчас наш дядя Алеша? Наверное, уже к Иркутску подъезжает… Между прочим, когда комсомольцы снимали с него выговор, он так сильно волновался, что я удивился. Вообще-то ведь он по натуре спокойный, невозмутимый, а тут его в краску бросило. Настоящая комсомольская совесть у парня! Все о себе собранию рассказал, как на духу: и про черноморскую школу, и про то, как меня недолюбливал, и как поначалу тяготился нашей службой, и про любовь свою неудачную, и даже про стычку с Петром Милешкиным.

— Из-за карикатуры в стенной газете? — напомнил я.

— Карикатура по сравнению с этим мелочь! Словом, Милешкин предложил Кирьянову написать вместе рапорт, чтобы их перевели с корабля на берег, что якобы им не под силу на корабле и их замучил придирками боцман Доронин… Что тут поднялось! Собрание возмущено, Милешкин кричит: «Я этого не говорил. Докажи. Кто нас слышал?» И так далее…

— А где сейчас Милешкин? Что с ним?

— Уехал вместе с Алексеем Кирьяновым. По одному приказу демобилизовались.

Капитан третьего ранга сокрушенно развел руками:

— Приказ один, а люди разные! Правда, уехал Милешкин от нас не таким, каким прибыл. Подшлифовала малость его наша пограничная служба, к морю приучила, к дисциплине, но такой веры в его дальнейшую судьбу, как в Алексееву, у меня, к сожалению, нет. А значит, где-то и я, и все мы чего-то не доглядели, не сделали, упустили. А может быть, в текучке дел и ключа к его сердцу не сумели найти.

Через растворенное окно с пирса донеслись четкие, отрывистые слова команды: «По местам стоять, со швартовых сниматься!»

Сторожевики уходили в ночное дозорное крейсерство…

МЫС ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ

Пожалуй, только в таких отдаленных от крупных центров местах, как остров Н…, и осознаешь в полной мере все неоценимое значение радио, перечеркнувшего старые представления о времени и пространстве. Трудно даже представить себе, насколько усложнилась бы быстротекущая сегодняшняя жизнь без радио, что бы делали без него, к примеру, полярные зимовки, экспедиции, пограничные заставы, находящиеся в дальнем плавании корабли…

К слову говоря, именно радио и дало и начало и конец настоящему рассказу.

В клубе базы сторожевых судов свободные от боевой вахты пограничники коллективно слушали передававшуюся из Москвы оперу «Мать» (это просто замечательно, что рано утром Москва ведет радиопередачи для Дальнего Востока!). Подходило к концу последнее действие, когда помощник оперативного дежурного по штабу передал сидящему рядом со мной Баулину две радиограммы. Кивком пригласив меня с собой, капитан третьего ранга покинул зал.

В штабе — Баулин временно заменял командира базы, находящегося в отпуске на материке, — он отдал необходимые распоряжения и показал мне депеши.

Одна из них сообщала, что на Камчатке проснулся и бушует, извергая потоки лавы и выбрасывая тучи пепла и газов, вулкан Безымянный, никогда еще не действовавший на человеческой памяти и поэтому считавшийся давным-давно потухшим.