На суше и на море - 1981

Мальчишки играли в пилотов, организуя во дворах и переулках Тефе сотни успешных спасательных операций. Девицы повытаскивали из сундуков банлоновые кофточки и кашемировые платья, надевавшиеся обычно только дважды в год — на рождество и на июньские праздники Сан-Жоана, и фланировали, поднимая пыль по площади, где стояло здание префектуры. А взволнованный префект Пауло Коэльо пытался решить тысячи свалившихся на него проблем. Облачившись в отглаженный супругой пиджак, сеньор Пауло старался обеспечить ночлег хотя бы для некоторых из участвовавших в операции пилотов и офицеров. Часть людей была размещена на квартирах и в домах «тефеньос». Многие ночевали в самолетах, кое-кто развешивал гамак с противомоскитными сетками прямо у аэродрома. Чтобы как-то выйти из положения, префект уговорил настоятельницу местного монастыря освободить несколько комнат в ее обители для пилотов.

Первый день поисков был неудачным: стоял туман.

— …Ничего, ничего, — прошептал лейтенант. — Он вернется. Я знаю. Он же видел, что внизу туман. Значит, он должен вернуться в этот квадрат завтра. Или послезавтра.

Дай бог, чтобы лейтенант оказался прав. Сам он так крепко верил в эту мысль, что немедленно отменил приказ о выходе. И мы со вздохом облегчения опустились на землю. Сейчас важно было одно: сохранить силы, как можно меньше двигаться, чтобы дожить до возвращения самолета.

— Барбоза, — тихо захрипел Кабрал. Я наклонился к нему.

— Там, за родником, — прошептал он, — метрах в десяти в сторону… — Он замолчал и закрыл глаза, видимо отдыхая, потом собрался с силами и продолжал: — Там, за родником, есть просвет… маленький просвет… — Он показал глазами вверх. — Нужно постелить на землю что-то…

Он снова впал в забытье, но мы уже все поняли. Там, за родником, совсем рядом с нами, был небольшой просвет в непроницаемой глухой кроне деревьев. Именно там самолет, падая, повалил дерево и обломил много ветвей, от чего и образовался этот просвет. Лейтенант тоже понял, о чем идет речь, и послал меня, сержанта Ботельо и Ивана расстелить под этим небольшим «окошком» какую-нибудь яркую тряпку и перетащить туда оранжевую антенну от нашей немой «Джибсон-герл». Через полчаса все это было сделано, и мы снова улеглись, прислушиваясь к небу, рядом с лейтенантом и Кабралом.

— Сегодня уже не прилетит, — сказал лейтенант. — Туман. Подождем до завтра».

Одиннадцатое утро операции «Спасение в сельве» было солнечным и прохладным. Вздымая вихри красной пыли, один за другим поднимались «дугласы» и «альбатросы». С озера стартовали «Каталины». Видимость была отличной, и в воздух были подняты все самолеты. С экипажами поддерживалась постоянная связь, однако первые часы никаких сообщений, кроме рапортов о прибытий в заданный квадрат, с самолетов не поступало. И майор углубился в свежие газеты. Мир жил своей обычной жизнью.

Майор перевернул несколько страниц и рассеянно пробежал глазами светскую хронику. Самая элегантная чета в Рио-де-Жанейро — Кармен и Тони Майринк-Вейга — банкетом на тысячу персон отметила десятилетие своей свадьбы. Футболист Жермано, прибывший в Бразилию со своей Джиованной Августой, был встречен в аэропорту толпами болельщиков. И тут в комнату вбежал лейтенант Силвейра:

— Майор, пройдите срочно к аппарату! Экстренное сообщение Фаверо.

«…Утром Кабралу стало совсем плохо. Он попросил пить. Я вылил ему в рот несколько капель, и он тут же впал в забытье. Ни у кого из нас уже не оставалось сил. Мы не чувствовали ни голода, ни жажды. Все ощущения, казалось, пропали, кроме одного: нас все сильнее терзал невыносимый запах от тел погибших товарищей.

Доктор Фернандес не осматривал нас в это утро: он уже не мог ни ходить, ни даже ползать, как я, и лежал рядом с лейтенантом Велли. Сержант Ботельо долго не просыпался. Ему, видно, снились кошмары: он стонал и скрипел зубами. Иван де Брито смотрел на сидевшего неподалеку урубу, и в глазах солдата стояли слезы. Стервятник внимательно смотрел на нас, словно оценивая, кто первым станет его добычей..

Так прошел час, другой… Вдруг мне почудилось, что Кабрал вздрогнул. Я подполз к нему, взял его руку. Она мне показалась какой-то очень тяжелой. Именно в этот момент кто-то из нас сказал: «Самолет». Я хотел крикнуть, но не было сил. Горло сдавило. То же самое происходило и с остальными: мы хрипели, показывали друг другу вверх. Я заплакал. Гул моторов становился все громче и ближе. Тихий доктор Фернандес хрипел какие-то проклятия и грозил кулаком. Сержант Ботельо поднялся, опираясь на костыль. По его лицу тоже катились слезы.

Я снова схватил Кабрала за руку, встряхнул его, чтобы солдат очнулся. Рука была холодной и тяжелой. Рев моторов усиливался. Испуганно шарахнулись в разные стороны урубу.

— Кабрал! Кабрал! — закричал я. Но мой голос уже никто не мог услышать: самолет в момент этот проходил прямо над нами. Казалось, плотный потолок сельвы колышется и пригибается от рева моторов. Но Кабрал даже в эту минуту не открыл глаза…»