На сияющих вершинах

Однообразная работа стала привычной, она не требовала особых физических усилий и превратилась в необходимое мероприятие по поддержанию хорошего тонуса. Кубоголовый не увеличивал норму, день за днем отмеряя совершенно одинаковые площади, и отстающих вскоре не осталось: все шли ровно, в одну линию, а если кто-то и вырывался чуть вперед, нарушая строй, его осаживал окрик Петровича. Работали хоть и без песен, но и без обреченного уныния первых дней. Поле постепенно преображалось: в лунках возле ангара появились всходы, и с каждым днем все дальше тянулись ряды странных то ли растений, то ли грибов, то ли плодов с тремя толстыми мясистыми короткими ножками цвета моркови и плоской, слегка волнистой пятнистой шляпкой, похожей на подгоревший блин. Их прозвали «блинчиками» и не трогали после того, как доминошник дядя Вася Чумаченко попытался выдернуть из лунки один «блинчик» и получил чувствительную оплеуху из пустоты. Впрочем, касториане, как про себя называл неведомых чужаков Белецкий, без необходимости не наказывали забранный с Земли «ограниченный трудовой контингент» (это уже по определению Петровича), а, напротив, заботились о поддержании его в работоспособной форме. Все убедились в этом после случая с приемщицей обуви Екатериной Михайловной, которая на четвертый или пятый день пребывания в трудовом лагере еле-еле встала по утреннему гудку, скрученная приступом радикулита. Кое-как добравшись до двери своего жилища, она убедилась, что дверь заперта. Екатерина Михайловна толкала дверь, стучала, кричала, но тщетно – сидящие за столом в зале не слышали ее. Потом женщина, испуганная тем, что может разделить участь Жеки, обнаружила у своей постели тарелку с «холодцом». Сообразив, что «прогул» ей не засчитают, Екатерина Михайловна успокоилась, позавтракала и подчинилась невидимой силе, придавившей ее к постели. Невидимые мягкие руки гладили ее страдающую поясницу, легкое покалывание сменялось волнами тепла, растекавшимися по всему телу, и в итоге, к обеду, повеселевшая женщина, избавившись от боли, не вышла, а выпорхнула к столу и рассказала всем о пройденном ею курсе лечения.

Подобным же образом было ликвидировано осеннее обострение язвы желудка у тощего бородатого мужичка лет сорока, которого знакомые называли «Батей».

После того, как пленники поняли, что, выполняя их желания, касториане вместо каморок могут предоставить им любую жилплощадь, внутренний вид жилищ совершенно изменился. За входными дверями теперь размещались просторные многокомнатные квартиры с полным набором мебели, коттеджи, виллы и даже дворцы с десятками залов, фонтанов, колонн, с висячими садами, бассейнами, зеркалами, мраморными лестницами и ажурными галереями – все зависело от воображения заказчика. Рядом с этими чудесами архитектуры зеленели полянки или простирались парки, текли реки или тянулась пустыня с египетскими пирамидами – опять же, по желанию проживающих. И после обеда, и после ужина можно было сколько душе угодно бродить по своим владениям и, если захочется, устроиться на ночлег не в своей квартире или дворце, а где-нибудь на берегу озера, в лесу, на скирде, в высокой степной траве… Даже уйдя очень далеко от жилища, не стоило тревожиться о том, что не успеешь вернуться к началу рабочего дня: сразу же после утреннего гудка рядом с жильцом из легкого облачка возникала дверь – единственное, что оставалось неизменным изнутри во всех бывших каморках, – ведущая в зал ангара с длинным столом для совместной трапезы. Кстати, выход из самого ангара тоже стал беспрепятственным, не закрытым невидимой прочной стеной силового поля, и желающие могли прогуляться вдоль подрастающих «блинчиков» под неизменно серым беспросветным чужим небом.

Изменились не только каморки. Неведомые исполнители желаний сработали и одежду по вкусу заказчиков. Куда там «Бурда-моден», куда там всем этим Карденам вкупе с Юдашкиными! К обеду выходили в самых разнообразных нарядах, хотя для работы одевались поскромнее – не очень-то удобно возиться у лунок в длинном полупрозрачном платье или замшевых брюках в обтяжку и ежеминутно откидывать узкий серебристый галстук… Наиболее приемлемой для работы оставалась выданная «спецодежда», но ее надевать перестали.