На сияющих вершинах

– Ага, – отозвался Толик, выбросив совсем уж непригодный к употреблению «бычок». – А потом догонят и еще дадут.

Белецкий высмотрел в толпе светловолосую знакомую, пробрался к ней, встал рядом.

– Доброе утро, – сказал он и улыбнулся. – Как спалось на новом месте?

Девушка посмотрела на него с легким удивлением и промолчала. Глаза у нее были очень невеселые.

– Вы, возможно, дуралеем меня считаете, – продолжал Белецкий, – но, ей-Богу, лучше не будет, если все мы начнем хмуриться и рычать друг на друга. Ничего ведь не изменится, а еще тошнее станет. Так давайте веселиться. Гаудэамус игитур.

Платформа плавно тронулась с места, неторопливо поплыла над землей, направляясь в сторону Кубоголового.

– Где бы мы еще покатались на такой посудине, а? – Белецкий не отступал от намерения завести беседу. – Во всяком плохом нужно искать хорошее и оно всегда найдется.

– И что же вы здесь нашли хорошего? – наконец поддержала разговор девушка.

– А хотя бы то, что не надо давиться в автобусе. Вы ведь тоже с нашей окраины? Приходится по утрам в центр выбираться?

– Нет. – Девушка вздохнула. – Я в гости шла, на новоселье, а живу как раз в центре, возле Дома обуви.

– Ну вот, – сказал Белецкий. – Подтверждение моего тезиса о плохом и хорошем. Живете в центре – плохо, потому что если бы жили у нас, на окраине – не ехали бы в гости, а давно сидели за столом, тосты произносили.

– А что же тогда хорошо? – заинтересовалась девушка.

– А хорошо то, что я с вами познакомился. А не случись такого происшествия – и не довелось бы, меня-то ведь на новоселье не приглашали. Кстати, напомню, с вашего позволения: меня зовут Виктор, профессия у меня журналист, не судим, в выборные органы не избирался, ученых степеней и званий не имею, а вот за границей бывал и довольно часто – у сестры в Саратове.

Белецкий отнюдь не считал себя ловеласом, но и моногамию не принимал за самый правильный и самый лучший вариант. Держался, конечно, в рамках, однако при возможности не прочь был делать виражи – с обязательным возвращением в прежние рамки. Не зарываясь…

Платформа не успела проплестись еще и ста метров, а он уже узнал, что собеседницу зовут Анной, что она этим летом закончила институт, работает аналитиком-референтом в независимом информационном центре (благодаря папиному знакомству, конечно), любит вязать, слушать музыку и смотреть латиноамериканские телесериалы. Она считала, что забрали их для пожизненной работы и ни о каком возвращении не стоит и мечтать. Впрочем, Белецкий понял, что она боится всерьез подумать о будущем, не хочет о нем думать и все-таки надеется на лучшее.

Платформа плыла над обработанными накануне лунками, и Белецкий заметил, что стекловидная масса изменилась: из полупрозрачной сделалась коричневой, вспучилась, словно распираемая изнутри, и покрылась трещинами.

– Интересно, что же тут такое должно уродиться? – задумчиво сказал он, кивая на уползающую назад борозду. – Хорошо, если простая инопланетная картошечка. А если не картошечка, а какие-нибудь чудища семиглавые, десятихвостые, с железными зубами?..

Анна с испугом посмотрела на него и Белецкий осекся.

Прибыв на место люди безропотно разобрали так и лежавшие на земле со вчерашнего дня кисточки и губки и приступили к работе. Не командовал Петрович, не возмущался Толик, молча согнулась над лункой остроносая Валентина. Никто не хотел превращаться в лягушку, закупоренную в банке с формалином.

Белецкий выбрал борозду по соседству с Анной, смерил взглядом расстояние до Кубоголового и ободряюще улыбнулся девушке.

– Вперед, покой нам только снится. В конце концов, это не канаву копать.