На сеновал с Зевсом

   – Вторая-то? – Алехандро заложил крутой поворот направо и заодно подарил мне долгий испытующий взгляд. – Сестричка погибшей винит в ее смерти тебя!

   Лифт опять не работал, но на этот раз я не нуждалась в подъемнике: распирающие меня эмоции с успехом могли заменить ракетный двигатель. По лестнице я неслась через две ступеньки и едва не сбила с ног нашу управдомшу Гусеву. Окруженная ароматом наваристого борща, она чинно шествовала сверху вниз с дымящейся кастрюлей в руках и едва не расплескала свое варево, уступая мне дорогу.

   – С ума сошла, оглашенная? – недовольно крикнула мне вслед борщеносица. – Ты вообще в курсе, что мы боремся за звание дома образцового содержания? Кто так по лестнице ходит?

   – Прощу прощения, – бросила я на бегу, не позволив втянуть себя в дискуссию о том, как именно следует ходить по лестнице жильцам дома образцового содержания.

   И так ясно, что в идеале все мы должны делать это степенно, не нарушая безопасности двустороннего движения и не провоцируя ДТП с участием кухонного снаряжения.

   – И подружке своей скажи, чтоб не мяла клумбу! А то думает, раз завела себе модного кобеля, так можно топтать наши нарциссы! А мы боремся! – проорала мне вслед уже невидимая управдомша.

   – Модного кобеля? – Я слегка сбавила скорость подъема, но не изменила направление движения: я и так бежала к Трошкиной.

   Мне хотелось поделиться с доброй подруженькой своими скверными новостями и получить от нее совет и утешение, но после слов управдомши у меня возникло еще одно желание: посмотреть наконец на Алкиного нового бойфренда. До сих пор самым модным из всех ее кобелей был, безусловно, мой единокровный братец, и я с трудом могла вообразить себе мужчину, способного перещеголять Казимира Великолепного по части гламура с кутюром.

   Звонком я пренебрегла, стучаться тоже не стала, просто с разбегу ударила в подружкину дверь плечом, ворвалась внутрь и тут же запуталась в каком-то плотном полотнище. Под потолком троекратно крякнуло, и полотнище рухнуло на пол, увлекая за собой и меня.

   – Кузнецова! – всплеснула руками прибежавшая из кухни Трошкина.

   В одной руке у нее был острый ножик, в другой – большая белая кость, вся в серо-бурой щетине отварного мяса. Пряча аксессуары Бабы-яги за спину, подружка неласково спросила:

   – Ты зачем пришла?

   – Да так, поваляться! – язвительно ответила я, выпутываясь из одеяла. – Ты же открыла тут секцию любителей художественного валяния или я что-то путаю? Ведь это ты валяешься с новым другом в кашках, ромашках и нарциссах, препятствуя сознательным жильцам в борьбе за звание дома образцового содержания?

   – Я с новым другом? – Трошкина покраснела, побледнела, закатила глаза и пожаловалась потолочному светильнику:

   – Так я и знала, что ничего не получится!

   – А ты расскажи более опытной подруге, что конкретно у тебя не получается, – предложила я, меняя при виде Алкиного глубокого расстройства гнев на милость. – Глядишь, помогу добрым советом!

   – Могла бы и помочь, конечно, – Трошкина повернулась и потопала в кухню. – А то я одна всё расхлебываю!

   – Что же ты расхлебываешь?

   Я тоже вошла на кухню и с интересом осмотрелась. На плите стояла большая кастрюля, над которой мачтой возвышалась полуголая кость, увенчанная лохмами вареного лука, а на столе – глубокая миска с серым бульоном, в которую Трошкина на моих глазах щедро насыпала овсяных хлопьев моментального приготовления, а затем бухнула пачку творога. Я подумала, что расхлебывать такую гадость действительно удовольствие маленькое, и кто-кто, а я помогать Алке в этом не стану!

   – Слушай, Трошкина, пойдем ужинать к нам? – предложила я, недовольно потянув носом.

   – Я не могу, – ответила Алка, энергично шевеля лопатками: она как раз вбивала в свое гнусное месиво сырые яйца. – Я сейчас не одна.

   – О! Так он здесь, твой модный кобель?! – обрадовалась я. – А ну, познакомь нас!

   Трошкина притворилась, будто ничего не услышала, но я и не ждала, что она опрометью кинется представлять меня своему новому другу. К сожалению, мы обе хорошо знаем, что из десяти мужчин в среднем семеро в момент знакомства кладут глаз на меня и только трое – на Алку. Правда, со временем эта пропорция кардинально меняется, потому что из семи «моих» мужчин в среднем шесть с половиной оказываются ценителями женской скромности, которой я лично не блещу. Не тот у меня темперамент, чтобы убедительно изображать из себя выпускницу пансиона благородных девиц! А вот Трошкина на моем адски пламенном фоне смотрится кротким ангелом.