Читаем На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД полностью

Главными критериями для зачисления в разряд врагов народа стали: участие в буржуазных партиях, Белом движении, судимость, принадлежность к кулачеству в прошлом и данные, указывающие на причастность к антигосударственной и преступной деятельности в настоящем. Таким образом, в разряд подлежащих наказанию попали «продолжающие вести активную антисоветскую подрывную работу, связанные с преступной средой, нелояльные к Советской власти:

Руководители Большого террора в Советской стране и Ленинградской области

Начальник ГУГБ НКВД СССР М.П. Фриновский.

Фотография 1930-х годов

Первый заместитель начальника УНКВД ЛО в 1937–1938 годах Н.Е. Шапиро-Дайховский. Фотография 1930-х годов

1. бывшие кулаки, вернувшиеся после отбытия наказания;

2. бывшие кулаки, бежавшие из лагерей или труд поселков, а также кулаки, скрывшиеся от раскулачивания;

3. бывшие кулаки и социально опасные элементы, состоявшие в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях, отбывшие наказание или скрывавшиеся от него;

4. скрывающиеся от власти или бежавшие из мест заключения члены антисоветских партий, бывшие белые, жандармы, чиновники, каратели, бандиты и их пособники, переправщики (лица, оказывающие содействие в незаконном переходе государственной границы. – Авт.), реэмигранты;

5. изобличенные следственными и достоверными оперативными материалами наиболее враждебные и активные участники ликвидируемых сейчас контрреволюционных формирований, в том числе находящиеся под следствием до рассмотрения их дел судебными органами;

6. наиболее активные антисоветские элементы из бывших кулаков, карателей, бандитов, белых, сектантских активистов, церковников и прочих, содержащихся в тюрьмах, лагерях, трудовых поселках и колониях;

7. бандиты, грабители, воры-рецидивисты, контрабандисты-профессионалы, аферисты-рецидивисты, скотоконокрады, в том числе и находящиеся еще под следствием;

8. уголовные элементы в лагерях и трудпоселках.

С точки зрения степени предполагаемой опасности для государства лица, подлежащие репрессиям, как уже говорилось выше, были разделены на две категории. К первой были отнесены все наиболее враждебные (по усмотрению НКВД). Они, говорилось в приказе, «подлежат немедленному аресту и, по рассмотрении их дел на тройках, – РАССТРЕЛУ». Остальные, «менее активные, но все же враждебные элементы», должны были подвергнуться аресту и заключению в лагеря или тюрьмы на срок от 8 до 10 лет. В копии приказа, направленной в Ленинградское Управление НКВД наркомом внутренних дел Ежовым, указывалось: «2). Согласно представленных Вами учетных данных утверждаю Вам следующее количество подлежащих репрессии:

1. по первой категории четыре тыс. (4 ооо)

2. по второй категории десять тыс. (10 ооо)».

Количество лиц, подпадающих под первую и вторую категории, как говорилось в приказе, являлось ориентировочным. Допускалось их общее уменьшение, разрешался перевод из одной категории в другую, но категорически запрещалось самочинное превышение указанных нормативов. «В случаях, когда обстановка будет требовать увеличения утвержденных цифр», наркомы республиканских НКВД, начальники краевых и областных управлений могли их увеличить только с личного разрешения Ежова, представив ему мотивированное ходатайство.

Особо была оговорена судьба членов семей репрессированных. Было указано, что «семьи приговоренных по первой и второй категории, как правило, не репрессируются». В то же время предписывалось взять их на учет и установить за ними систематическое наблюдение. Однако в этом «правиле» имелось три весьма существенных исключения:

а) члены семей, способные, по мнению органов НКВД, на возможные антисоветские действия, по особому решению тройки направлялись в лагеря или труд поселки;

б) семьи расстрелянных выселялись из приграничной полосы, если они проживали в ней ранее;

в) семьи репрессированных по первой категории подлежали выселению в другие области по их выбору (за исключением пограничных районов) из Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Баку, Ростова-на-Дону, Таганрога и районов Сочи, Гагры и Сухуми.

На проведение операции отводился четырехмесячный срок. Была установлена жесткая последовательность: в первую очередь – отнесенные к первой категории. Разрешение на начало арестов лиц, внесенных во вторую категорию, мог дать только лично нарком НКВД СССР после завершения первого этапа операции. Он же взял на себя лично обязанность распределения порядка направления в лагеря и определения места содержания приговоренных тройкой к лишению свободы взамен высшей меры наказания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука