На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД

ТУШКИН: «По согласованию с врагом народа Литвиным Перельмутр приказал развернуть операцию и начать аресты бывшего офицерства как участников “Русской фашистской партии”, причем часто без материалов – по спискам военкоматов. При этом требовались масштабы – арестовывать не меньше 1000–1500 человек, по 400–500 человек в один раз. Ясно, что арест такой массы людей нужно было чем-то обосновать, а поэтому лиц, подлежащих аресту, по прямому указанию Перельмутра и Берлина проводили по показаниям арестованных, увязывали и перевязывали их между собой».

БОЛОТИН: «Начальник отдела Перельмутр встречал каждого начальника отделения вопросом: “Сколько постановлений на арест вы принесли?” И, получая ответ, допустим, 20, заявлял: “Никуда не годится. Вам минимальный лимит 100”. Началась… стадия прямо преступной работы по необоснованным арестам, фальсификации следственных дел и т. п.»

ХАТЕНЕВЕР: «Мне конкретно известно такое фальсифицированное дело “японской резидентуры” в Ленинграде. По существу же дело сводилось к тому, что были арестованы без достаточных к тому оснований около 2 о студентов ленинградских вузов – корейцы по национальности, – а ведший следствие Голуб (б. начальник отделения) изобразил их как участников резидентуры».

КУЛИКОВ: «Показания действительно отобраны такие, что не только в суд посылать нельзя, но читать вслух стыдно. Например, безногому “участнику организации” Ким Ен Сену было дано задание взорвать химический завод имени Воровского. Кстати, такого химического завода в Ленинграде вообще нет. Или – ряду “участников организации” даны такие диверсионные задания: “взорвать газоубежище в ЖАКТе”, “уничтожить мосты через Неву” и т. д. Автор этой “липы” – Голуб, человек крайне темный (в прошлом член партии “Поалей Сион”) – бесспорно должен за это дело ответить».

ХАТЕНЕВЕР: «Кажется, в июле 1938 года Литвин, имея совершенно правильное указание А.А. Жданова посмотреть, что делается в Особом отделе Балтийского флота, работа которого признавалась неудовлетворительной, и очистить флот от антисоветских и вражеских элементов, послал в Кронштадт опергруппу во главе с Альтманом и Самохваловым. Вместо того, чтобы выполнить по-настоящему это задание, Альтман и Самохвалов, имея “указание” Литвина посмотреть, что за руководство на КБФ, начали именно с этого – с командующего флотом Левченко».

РЕЗНИК: «Я лично бил арестованных, и били мои подчиненные… В эту операцию много людей посадили без наличия компрометирующих материалов, и их нужно было как-то добыть, так как арестованные на допросах говорили, что они ни в чем не виноваты, и не давали показаний… В это время в Особый отдел КБФ приехала ленинградская бригада во главе с Самохваловым и Альтманом, которые показали, как нужно бить арестованных и получать от них нужные показания. В одном из кабинетов я видел, как Самохвалов и Альтман избивали арестованного электрическим шнуром от лампы, и я спросил Самохвалова, разве можно так бить арестованных, а он мне ответил: “Врагов народа бить можно и нужно”. В результате такого метода они получили показания на Левченко» [2].

РАБИНОВИЧ: «ю июля 1938 года я написал ложные показания на Левченко под диктовку и под давлением следователя… Во время писания показаний меня не били, но угрожали этим».

БОЛОТИН: «Был целый ряд случаев, когда к арестованным применяли физическое воздействие. Особенно в процессе последней операции, т. к. санкция на применение физического воздействия давалась начальником УНКВД ЛО Литвиным очень широко. В частности, я помню случай, когда начальник отдела Альтман в один день получил до 15 санкций».

КУЛИКОВ: «С приходом Альтмана в отдел… усилилась практика недозволенных методов допроса настолько, что арестованные после побоев умирали (таких случаев было 2 или 3), несколько арестованных покончили жизнь самоубийством, выбросившись из окон отдела на улицу».

РАССОХИН: «Протоколы допросов арестованных, как правило, писались в отсутствие последних на основании собственноручных заявлений арестованных и черновых записей, сделанных следователем при допросе таковых, и в то время это было системой, существовавшей во всех отделах НКВД еще с 1936 года».

ХАТЕНЕВЕР: «Законченные следствием дела направлялись на рассмотрение спецтройки. На каждое заседание тройки назначалось несколько сот дел. Рассмотрение их проходило очень поверхностно и быстро. Я считаю нужным отметить, что принимавшие участие в работе тройки кроме Литвина облпрокурор Балясников и секретарь обкома Штыков, очевидно, желая перед Литвиным показать свою «архиреволюционность», часто спорили по существу сроков наказания, требуя максимального увеличения…».