Но куда опаснее Анки-пулеметчицы был известный большевик Николай Чаплин, родной брат чекиста Сергея Чаплина. Сладу с этим начальником политотдела Кировской железной дороги никакого не было. На железке ведь всякое случается: то рельс лопнет, то паровоз под откос свалится, то еще что. Звонит Брозголь Чаплину: «Как сообщили в Москву о крушении?» Тот самодовольно: «Подозревается диверсия». А перепуганный чекист в крик: «Что вы поднимаете панику? Никакой диверсии нет, крушение произошло по техническим причинам» [3]. Перепуг понятен: раз в столицу доложено про диверсию, то кровь из носу, а диверсанта вынь да положь. Откуда? Половина путейцев и так за решеткой сидит – работать некому.
Но Брозголь не отчаивался: подсадил к Чаплину своего стукача. Додик Цодиков отличным парнем был: как-то поругался со своим соседом по Перцовому дому Ледником. Оскорбленный Додик донес в НКВД: «Когда я Леднику указал на его антипартийное заявление и сказал ему, что он вообще против евреев, значит, и против наркома Кагановича, Ледник заявил, что Каганович ассирийской крови, а я – жидовской» [4]. Схватили чекисты гадкого фашиста и расстреляли: ссылка на ассирийское происхождение дорогого Лазаря Моисеевича ему не помогла. Сам ведь Сталин в газете «Правда» заявил, что в нашей стране «строжайше преследуется законом антисемитизм, как явление, глубоко враждебное Советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью».
Чаплин и Цодиков вместе работу работали, вместе пьянку пьянствовали, вместе донесения строчили: один (гласно) Кагановичу, другой (тайно) Брозголю. Вместе и в тюрьме оказались: Чаплин как главарь контрреволюционной организации, придуманной Цодиковым, а Цодиков как участник контрреволюционной организации, придуманной им же. Расплакался стукач на допросе: «Я вам честно помогал, а вы…». Но суров Брозголь: «Это ты на воле мог писать что угодно, а здесь делай что скажут и помни: живыми из НКВД не выходят».
Правду сказать, не терпел Михаил Израилевич стукачества. Вот прибежит к нему доносчик, обольет грязью сотоварища и мышкой за дверь шмыгнет. Брозголь разозлится: «Какой гад! Какая сволочь!» – и прикажет арестовать клеветника.
Это, конечно, не значит, что наш герой не палачествовал, над невинными людьми не издевался. У него даже любимая пытка была: распластает жертву на каменном полу, задерет рубаху и каблучищем сапога по позвоночнику, по каждой косточке в отдельности – хрясь! хрясь! Все ему позволялось: «именно такая власть является для меня самой благоприятной».
До седьмого пота трудился Брозголь, исполняя совершенно секретный приказ № 00485 генерального комиссара госбезопасности СССР Николая Ежова: требовалось уничтожить немцев, поляков, финнов, прибалтов. А ежели французишка какой попадется или представитель другой «буржуазной» нации, то немедля брать и ставить к стенке без разговоров. Так и сказал на оперативном совещании: «Мы обязаны по заданию Партии и Правительства, нашего Наркома – разгромить не только открытых явных врагов, но ликвидировать и его базу, которой являются инородцы, так как наши следственные мероприятия проходят в особой обстановке – в воздухе пахнет порохом… Вот-вот неизбежна война, поэтому малейшее подозрение за инородцем в его контрреволюционной деятельности или даже в том, что скрыл в анкете свою национальность, – арестовывать – это враг, и относиться к нему как к врагу – вот и все, что вы должны знать» [5]. И добавил: «Кто не будет выполнять это – под суд, как укрывателя и сознательно не борющегося с контрреволюцией».
Тут полуграмотный сержант Семенин сообразил, подал голос: «А кто будет отвечать за такой разгром контрреволюционных формирований?» [6] Брозголь аж позеленел: «Этого разгрома и в такой форме требуют Партия и Правительство! Кроме того, вы чекисты и должны понять, что если вы будете брать от обвиняемых показания на первую категорию (то есть на расстрел. – Е. Л.), то отвечать никогда не будете, а взять такие показания вы сумеете, так как вы чекисты и поэтому должны суметь» [6].