На линии доктор Кулябкин

На Серафиминой двери табличка медная: «Г-н Рогов». Кто такой — непонятно. Но как висела до революции, так никто и не вывинтил. Может, и пытались когда, да бросили, крепко сидит, на шурупах. «Ничего, — говорит Никита Данилович. — Никому не мешает».

Дуся потянула за деревянную ручку с металлическим стержнем, прислушалась. Раздались колокольчики, и тут же по коридору зашлепали тапочки, мелкий Серафимин шажок. Дуся отступила слегка. Глаз у Серафимы наметанный, сразу почует, что явилась не просто, а с умыслом, нужно причину подальше скрыть, — секрет не свой, и говорить следует с Соней. Хорошие старики, а всего знать им незачем.

Дверь распахнулась настежь.

— Ба-атюшки! Вот неожиданность! Погляди, Никитушка, кто к нам пришел!

Шагнула Серафима через порог, обняла Дусю, расцеловала.

— Наконец-то!

— Не шла, не шла, а все ж заявилася, — как бы оправдалась Дуся. Сняла платок, в рукав засунула. — Дел полно, Симушка. С Сергей Сергеичем по полдня в поликлинике сахарные анализы сдаем. И по хозяйству приходится.

Выглянула из кухни Соня, круглолицая, в мать, в красивом фартуке, красное с белым, прическа модная, по пятерке, говорили, за стрижку. Дуся пригнула ей голову, поцеловала в лоб — все равно что родная дочь, — тот же детский садик в войну, что и у Галины с Юриком, та же школа — один класс. Повернулась к Никите Даниловичу — высокий, седовласый мужчина, вот про кого не скажешь — старик, — подала руку лопаткой.

Никита Данилович распахнул дверь перед Дусей, отодвинул стул:

— Может, к телевизору?

Дуся махнула рукой — этого добра и дома достаточно, объявила:

— Примите приглашение, в следующую субботу всех собираем.

— Мы помним, — с благодарностью ответил Никита Данилович. — И так бы пришли, не сомневайся.

А в голове у Дуси другое: не звонила Галина? Не просила помочь? К старикам приглядывалась — понять пыталась. Никита Данилович спокойно сидит, в глаза смотрит, не отворачивается, а если и говорит чуточку громче обычного, то это и раньше было, стал глохнуть.

Серафима очень обрадовалась… Ну а кто ближе ей, чем Дуся? Может, одумалась Галина, поняла, что не светит ей ничего с Николаем, поостыла слегка? Тогда зря все волнения, посидеть немного — и двинуться в путь, пусть так и думают, что другой цели у нее не было, кроме приглашения на юбилей.

Забрякала ложечками Соня — чай в этом доме в один миг подают. Пирог из буфета вынула, нарезала кусками, пододвинула Дусе.

— Сегодня стряпали. Поглядите, какая сдоба взошла.

— Вы и так — булочки, куда вам печеное?

— Ничего! — засмеялась Соня. — Некоторые толстух больше любят. Правда, мой начальник сказал — пока я разворачиваюсь, всех мужиков разберут. Женщина в наше время должна быть активной…

Дуся поглядела пристально — не на Галину намек?

— Ты про кого, Сонюшка?

— Про себя, тетя Дуся.

Телевизор захохотал мужским голосом, встрял в разговор, вроде бы перебил к месту. Никита Данилович прикрутил звук, стало тихо, люди за столом заметнее сделались.

Серафима Борисовна села напротив, положила полные руки на стол, поинтересовалась:

— Во сколько сбор гостей?

— К пяти просим.

— А Сережа как?

— Да ничего, на ногах. Только, бывает, памятью путается. Вчера спросил: «Юра из школы пришел?»

Соня повернулась резко, о чем-то вспомнила, — это от Дуси не скрылось.

— Юра когда домой собирается, тетя Дусечка?

— Не звонил пока.

— Ля-ля… — спела Соня, будто вопрос был случаен, не очень она на этот счет волнуется.

В телевизоре пели девушки, открывали рты, покачивались. Никита Данилович потянулся по привычке к регулятору, но передумал.

— Разве делитесь вы с родителями? — осторожно начала Дуся свою главную мысль. — Вот Галина, я с ей разговаривала, пораньше просила быть, а дня приезда не знаю.

— С нами они не считаются, — кивнул Никита Данилович.

Дуся помешала в стакане ложечкой, откусила пирог.

— Где мак-то взяла?

— На рынке. По рублю стакан.

— Ишь, живодеры! Я со сладким столом теперь спокойна. Все вроде взяла: и конфеты, и фрукты, и разное…

— А мороженое? — спросила Соня. — Знаете, тетя Дусечка, как Юра мороженое любит? — Она засмеялась. — Я как-то ему четыре трубочки проиграла, так он не сходя с места слопал.

— Мороженое нужно взять, — согласилась Дуся.

— Мы вам термос дадим, туда много входит.

Побежала на кухню. Серафима Борисовна прислушалась.

— Ищет, да не там. В другом месте лежит. — Поднялась неохотно.

Никита Данилович дождался, когда жена прикроет дверь, придвинулся к Дусе как заговорщик.

— Видишь! Все про Юру думает. И сколько лет! Я вот что тебе хотел сказать… Поговори с ним? Он нам как сын, Дуся, знаешь. Ну чего ему нужно, чего? Сонька — такой друг, лучше не сыщешь. И девочку любит. Пусть он присмотрится к ней, приглядится. Объясни, какой преданный человек… А Ксюшу Соня хоть сейчас заберет, только обрадуется. Зачем ребенку со стариками жить, что она у них видит? Соня ее бы и в кукольный, и в цирк, и на английский язык — не представляешь, как она до всего этого!

— Да я бы рада, Никитушка, только разве в нас дело?

— В нас, Дуся, в нас, от нас много зависит. Они, как ни странно, к нам прислушиваются. Это кажется только, что безразлично им…