На линии доктор Кулябкин

«Нужно сейчас же позвонить Стаське, — подумал я. — Как случилось, что я еще никого не видел в Ленинграде? Ведь все, что произошло в Валунце, не может быть ему безразлично».

Из вестибюля клиники я позвонил по местному телефону в лабораторию. Голос у Стаськи был недовольный, даже немного раздраженный, видимо, «ученого» оторвали от великих открытий. Я чинно представился.

— Дашкевич? — Недовольная хрипота исчезла. — Откуда?

— Из леса, вестимо.

— Гад долговязый! Я тебе вчера тонну бумаги исписал, Не мог предупредить, что приедешь? Надолго?

— Еще десять дней.

— Живем! Десять дней — это срок. Небось свадебное путешествие или тайное поручение валунецкого общества баптистов?

— Почти угадал. Семинар по хирургии.

— Где?

— У Незвецкого.

— Это тебе повезло. Незвецкий — человек дельный. Могу познакомить.

В голосе Стаськи появились хвастливые нотки.

— Познакомь. Хотя для начала мы должны встретиться сами.

— Проще простого. Фирма открыта круглые сутки для тружеников славной периферии… и красивых женщин.

Мы захохотали, оба счастливые шуткой, потому что я знал, как любит Стаська изображать ловеласа, а Стаська — потому, что мне это давно известно.

— Неужели есть женщины?

— Что за вопрос! Все, что нужно, фирма обеспечивает. Перевозка бесплатно. Ваш вкус не изменился?

— Резко изменился, старик. Может случиться, что отряд холостяков поредеет.

Стаська застонал, заахал. Потребовал воды. Обещал набить морду при встрече. Подошла преподавательница, и разговор пришлось кончать.

— Встретимся днем, — сказал Стаська. — В час у газетного ларька. Пароль: «Как живет ваша двоюродная бабушка?»

— Она уже чемпион по боксу, — поддержал я.

— В случае провала операции стреляйте. Последняя пуля себе.

— Слушаюсь, поручик.

Я повесил трубку и побежал догонять группу. Врачи шли мимо палат, будто стая гусей, лениво переваливаясь, обмахиваясь от жары бумажными крыльями — газетами и тетрадями. Комната для занятий оказалась с солнечной стороны, и врачи ворчали, рассаживаясь по углам, безрезультатно выискивая тень.

Темой занятия была язвенная болезнь. Ассистент, человек лет сорока пяти, неинтересный и серый, нудно пережевывал разные теории. Я с состраданием смотрел, как восемь моих коллег, люди уже немолодые, записывают в тетрадочки каждое его слово, хотя все это можно было прочесть в любом учебнике по хирургии за прошлое десятилетие.

«Кому нужна эта галиматья? — думал я. — Эти теории? Каждому ясно: чем больше теорий, тем меньше определенности. И что может знать этот человек о трудностях сельского хирурга?»

Я возненавидел красноносого ассистента. Разве из-за таких новостей стоило уезжать из Валунца?

Я вспомнил разговор со Стаськой и опустил голову, стараясь спрятать улыбку. Странно. Теперь Стаська казался человеком намного младше меня.

В дверь постучали.

— Доктор Воробьев, можно вас на минутку? — В приоткрытой двери появилось счастливое лицо Стаса. Он отыскал глазами меня и хитро подмигнул.

Ассистент встал, извинился перед врачами и вышел в коридор. Было видно, что разговор происходил серьезный. Ассистент горячился, что-то показывал руками, качал головой. Через несколько минут он вернулся.

— Доктор Дашкевич, вас вызывают.

Я вышел. Стаська стоял у окна. Мы обнялись, тискали друг друга, пока из палат не появились удивленные больные.

— Долго ты уламывал красноносого.

— Мы толковали о рыбной ловле, — засмеялся Стасик и торопливо прибавил: — Слушай, старикашка, все подробности выясним днем, а сейчас у меня нет лишней минуты. Хочу познакомить тебя с Незвецким. Такие вещи нельзя откладывать.

— Контакты остаются важным принципом моей внешней политики, — продекларировал я.

Мы заглянули в кабинет, в операционные. Профессора нигде не было.

— Может, он в душе? — предположил Стаська. — Пошли. Время — деньги.

— Ты с ума сошел! Ничего себе — знакомство в душе!

— Извинения беру на себя, — и Стаська зашагал по отделению.

Мы вошли в смотровую. Нянечка сидела у окна и катала ватные тампоны для перевязочной.

— Шеф моется?

— Чего ему мыться? Он в живодерне… — Она перекрестилась.

— Прекрасная мысль! — Стасик уже бежал по коридору. — Вперед! Обстоятельства за тебя.

— Слушай, — наконец спросил я, — у тебя же должно быть распределение?

— Было.

— И куда? — Я даже остановился на лестнице.

— В Новосибирск.

— В Новосибирск? Почему так далеко?

— Там обещают настоящее дело. Надоело наше болото.

— По-твоему, Ленинград — болото, пижон? — разозлился я.

Мы остановились перед дверью с табличкой «Экспериментальная лаборатория». Стаська одернул халат.

— Маленькая инструкция перед знакомством. Незвецкий — существо сложное. Советы ему лучше не давать. Молчание — основа успеха.

Мы постучались и вошли в небольшой зал, перегороженный застекленными дверями на два операционных бокса. Незвецкий мыл руки и даже не обернулся, когда Стасик и я поздоровались.

— Это вы, Корнев?

Он взял спиртовой тампон и протер руки. Я рассматривал Незвецкого. Было ему не больше сорока пяти. И казался он не ниже меня, только худой, даже тощий. Худобу подчеркивало лицо с опавшими щеками, длинным носом и маленькими острыми глазками.