На Лене-реке

Андрей посмотрел на часы — было около одиннадцати. Он обернулся к барже и, сложив ладони рупором, громко крикнул:

— Перекур!

— …с дремотой, — донеслось с баржи.

Кругом захохотали.

Андрей и Сычев отошли в сторону и закурили. Высоко в воздухе перекликались гуси.

— Гусь пошел, — сказал Андрей, любуясь стройным полетом стаи.

— Прошел уж, Андрей Николаевич, — возразил Сычев. — это, видно, последние летят. Нынче рано перелет начался. Должно, ранняя зима будет. Птица холод чует…

— Не пришлось поохотиться в эту осень, — продолжал Сычев, — каждый год осенью недели на две на охоту уезжал, а тут видишь как — не до охоты, значит… Зато прошлой осенью, — оживился он, — мы с Василием, с мужем Татьяниным, славно поохотились. Где-то он теперь! Писем от него что-то давно нет.

Оба задумались.

— Пошли, Федор Иванович, работа не надет.

День, ясный с утра, к вечеру начал хмуриться.

Небо стало забрасывать мелкими курчавыми облачками, они надвигались с севера, подгоняемые порывами все усиливающегося ветра. Облака шли все кучнее, и северный край горизонта затянуло сплошной пеленой.

— Похоже, дождь будет, — сказала Королева, подкатив бочку.

— Нет, тут дождем не обойдется, — заметил Сычев, — снега жди, кума. Низовик подул.

Вскоре непогода разыгралась вовсю.

На недавно еще гладкой поверхности реки беспорядочно заметались взбудораженные волны. По верхушкам их заходили беляки. Огромную баржу начало покачивать, и плеск разбивающихся о борта валов прорезывался тревожным скрипом кнехтов.

Сразу густо повалил снег крупными сырыми хлопьями. Все усиливающийся ветер подхватывал их и словно со злостью швырял в лица людей. Большинство людей было одето по-летнему, но никто не прекратил работы, только шумливое оживление сменилось суровой сосредоточенностью и непрерывный поток бочек ускорил свое течение.

— Что будем делать, Федор Иванович? — обратился Андрей к Сычеву. — Перемерзнет народ… И оставлять незаконченной работу не хочется.

— Да… — неопределенно протянул Сычев, — конечно, не покончив, не годится. Конец — делу венец.

Обеспокоенный Андрей побежал на баржу. Но там и слышать не хотели о том, чтобы прекратить работу, не закончив выгрузки.

— Пока не кончим — не уйдем, — солидно заявил Федя Данилов. Он работал в бригаде Юсупова, не желая причислять себя к подросткам.

— Немного и осталось, Андрей Николаевич, — сказал Калугин, — не более как на полчаса.

Действительно, вскоре выгрузка была закончена.

— Замерзли? — спросил Перов у собравшихся в кучу девчат.

— Наоборот, разогрелись, Андрей Николаевич, — весело ответила Надя. Золотые ее кудряшки намокли и порыжели, а голубой берет стал темно-синим.

Обратно шли с песнями. У конторы пристани их ожидала колонна автомашин. Это было весьма кстати.

Андрей обрадовался и похвалил про себя начальника пристани. Но, увидев около головной машины Лугового, вспомнил, как тот незадолго до конца работы поднялся из трюма и быстрым шагом направился к пристани. Конечно, это он позаботился, чтобы вымокшие люди не мерзли в ожидании машин.

Навстречу им вышел начальник пристани.

— Сорвала погода работу, — сказал он Перову, — конечно, тут уж ничего не поделаешь, с таким грузом на мокрых трапах не работа.

— Почему не работа? — подчеркнуто весело ответил Андрей. — Выгрузку закончили.

Начальник пристани настороженно посмотрел на него: не разыгрывает ли?

Андрей молча протянул ему справку шкипера.

— Всю полностью? Все восемьсот тонн? — почти закричал начальник пристани. — Вот это по-рабочему! Спасибо, товарищи!

Когда Андрей вернулся домой, Клавдия Васильевна и особенно Людмила поразились его виду.

— Ведь ты синий, как покойник! — воскликнула Людмила.

— Так, сынок, и заболеть недолго, — сказала Клавдия Васильевна.

— Ничего, сейчас лечиться будем. Дайте мне что-нибудь сухое… переодеться.

Через несколько минут, переодевшись и умывшись, Андрей сидел за столом.

— Перед чайком-то лекарства не мешало бы, — сказал он, принимая из рук Клавдии Васильевны стакан горячего крепкого чаю.

— И то, сынок, а чего тебе? Кальцекс или, может, аспиринчику?

— Нет, мама, — засмеялся Андрей, — мне лекарства нашего, северного: три капли воды на стакан спирта.

Лекарство было подано и выпито.

Повеселевший «больной» изрядно закусил, выпил несколько стаканов чаю и, разогревшись, чувствуя приятную усталость во всем теле, отправился спать.

Глава восьмая

1

Ночью на заводе произошла серьезная авария. Ветер, достигший штормовой силы, сорвал верхнее звено металлической дымовой трубы парового котла. Восьмиметровое звено, склепанное из толстых листов котельного железа, обрушилось с грохотом, повредив при этом кирпичный цоколь трубы.

Первым в котельную прибежал Кузьма Никитич.

В укороченной трубе тяга резко снизилась, и топливо горело плохо.

Встав на место кочегара, Кузьма Никитич сильными взмахами забрасывал в топку уголь, лопату за лопатой, разравнивая его шуровкой.

Кузьма Никитич временами поднимал взгляд к манометру, стрелка которого медленно, но безостановочно сползала вниз, и снова начинал яростно шуровать в топке. Только на уровне двух атмосфер удалось остановить падающую стрелку.