На Лене-реке

— Какая беда стряслась?

Федя безошибочным чутьем определил, что директор в «подходящем» настроении. Он кинул быстрый с хитринкой взгляд на Андрея и весело ответил:

— Не надо беды, Андрей Николаевич!

— Ну, говори, зачем пришел. Выкладывай!

— Андрей Николаевич, — серьезно, почти торжественно начал Федя и встал со стула, на который только что успел усесться, — я пришел по поручению комитета комсомола.

— Слушаю, товарищ полпред.

— Вы не смейтесь, Андрей Николаевич, я верно говорю.

— Да говори же, слушаю.

— На складе есть провод.

— Ну? — Андрей снова улыбнулся.

— Гупер. Полтора квадрата, — уточнил Федя.

— Знаю. Дальше.

— Две тысячи метров.

— И это знаю. Дальше.

— А нам всего надо тысячу сто.

— Вам?

— Ну да, — Федя снова начал обиженно хмуриться. — Вы же говорили: как получим провод, так установим в пошивочном автоматическую сигнализацию. На комсомольском собрании обещали.

— Обещал, когда получим провод.

— Получили.

— Это не получили, а вырвали.

Но тут Андрей спохватился, что не совсем уместно разъяснять Феде разницу в этих понятиях, и, чтобы скрыть свой промах, проворчал что-то насчет кладовщика, «который позволяет каждому совать нос в неприкосновенный запас». Но из попытки рассердиться ничего не вышло. Не такое было сегодня у Андрея настроение.

— Тысячу сто, говоришь? — строго посмотрел он на Федю.

— Самое малое, Андрей Николаевич. Надо больше, да мы, когда снимали проводку в старом цехе, выбрали по кускам четыреста метров. А тысячу сто нового надо.

— Требование заготовил?

Федя широко ухмыльнулся и, как фокусник, одним взмахом достал из верхнего кармана спецовки бланк требования.

Андрей подписал и, возвращая Феде бланк, строго сказал:

— Получишь тысячу пятьсот. К чему новую проводку старым проводом портить?

2

— Дорогие друзья, — сказал Андрей, входя к Парамоновым. — У меня большая радость!

— Что, небось полугодовой план отхватили досрочно? — спросил Василий. — Так я что-то не видел вашего рапорта.

Он произнес слова так, что непонятно было, сказано это всерьез или в шутку, а сам кинул взгляд на Таню: она-то, наверное, знает в чем дело.

Таня, конечно, знала. Иначе отчего бы так просияло ее лицо.

— Ну, тут, как видно, я один ничего не знаю, — с напускной строгостью пробасил Василий.

— Нет, Татьяна Петровна тоже не знает… Она только… Ну, словом, она понимает. Она ведь, Василий Михайлович, всегда все понимает.

— Рассказывайте, Андрей Николаевич, рассказывайте. Я догадываюсь только. Да ведь бабьи догадки не всегда к месту.

— Ваши, Таня, всегда к месту.

— Как сойдутся, так сразу и комплименты друг другу говорят, — укоризненно произнес Василий. — Придется доложить в горкоме, что на заводе сплошная семейственность.

— Да не вяжись ты к человеку. Видишь, не с пустяками пришел, — отмахнулась Таня. — Садитесь, Андрей Николаевич. Рассказывайте.

— Рассказывать… — Андрей остановился. — Да разве такое расскажешь! Таких и слов-то нет. Прочитайте, поймете сами.

И он протянул письмо Тане.

Таня прочитала, как-то по-особенному, и ласково и грустно, взглянула на Андрея, передала письмо Василию и вышла из комнаты.

— Не видел я твоей Ольги, — сказал Василий, прочитав письмо, и то, как он просто и вместе с тем веско произнес «твоей», прозвучало для Андрея убедительным подтверждением его пока еще неясных, не осознанных да конца, во многом сбивчивых но таких радостных, одухотворяющих надежд.

— Не видел, жалею. Егор Иванович хорошо про нее говорил, а старик не ошибется. Поздравить тебя, Андрей Николаевич, надо, да вот, наверное, припасу в доме нет. Ну, да это мы сейчас!

Но Василий не успел встать, и Андрей не успел его отговорить. В комнату вошла Таня с бутылкой шампанского в руках.

Василий только крякнул от удовольствия.

— Ну и жена! Ай, молодец! А я горевал.

— Это вы, мужики, задним умом крепки, все нам за вас думать приходится.

— Когда ты успела? — все еще изумляясь, спросил Василий.

— Шла с работы, захватила. Знала ведь, что Андрей Николаевич сегодня к нам обязательно зайдет. Куда же ему еще идти?

— Ну, Андрей Николаевич, выпьем, чтобы у тебя Оля такая же была.

Таня поставила на стол три бокала, Василий ловко открыл бутылку и разлил вино по бокалам.

— Веселое вино, пусть жизнь у вас такой будет, — сказал Василий и поднял бокал.

Андрей тоже поднял бокал и заметил, что рука его дрожит. Таня и Василий смотрели на него. Василий был серьезен, Таня взволнована. Андрей почувствовал, сколько теплого дружеского участия скрывалось за шутками Василия, за непринужденной оживленностью Тани.

— Спасибо, друзья, — сказал он и первым выпил бокал до дна.

— Теперь садись и исповедуйся, — сказал после краткого молчания Василий и снова усадил Андрея на диван рядом с собой. Таня присела на подлокотник и прижалась к плечу Василия. — Ответил на письмо?

— Нет… Когда мне было…

— Смотри, Андрей Николаевич, не тяни. Когда дело решенное, чего медлить? Продумать было время.

— Как ты, Вася, строго, — тихо сказала Таня, а сама ласково погладила мужа по плечу, и он понял, что жена согласна с ним.

— Да разве я раздумывал! Я просто еще опамятоваться не могу. Вам, может, смешно смотреть на меня, но ведь это счастье.