На Лене-реке

Две могучие реки текли по широким улицам, пересекая одна другую. Прямая, как стрела, уходившая вдаль улица Горького с трудом вмещала разноцветную массу автомобилей, так тесно следующих друг за другом, как льдины на реке во время ледохода. И не было, казалось, силы, способной остановить эту бесконечную лавину.

И вдруг зеленый глазок светофора погас, на секунду блеснул желтый, и открылся красный.

Лавина остановилась, словно затор прекратил стремительное движение ледохода. И тут же, пересекая улицу Горького, рванулся поток машин по Садовой.

По широким тротуарам спешили прохожие. Может быть, они и не торопились, а вышли просто погулять, пройтись по Садовому кольцу в теплый майский вечер, но идти медленно, прогулочным шагом было невозможно: общий темп движения увлекал, и человек, только что вышедший из подъезда и сделавший два-три размеренных шага, незаметно для себя включался в общий поток, отдаваясь его течению.

Саргылана не просто наблюдала, она любовалась этим оживленным движением, оно ее захватывало. Сколько жизни в этом огромном, чудесном, неповторимом городе! За одну минуту перед ее глазами проходило людей больше, чем могла бы она встретить в Приленске в течение года или, может быть, даже всей своей жизни.

Мимо нее, едва не задев, быстро прошли, почти пробежали, две девушки в коротких цветастых платьях. Они очень спешили куда-то и, не ожидая остановки потока, кинулись перебегать улицу, лавируя между стремительными машинами. Саргылана с беспокойством следила за ними, и вздох облегчения вырвался у нее, когда цветастые платья мелькнули на противоположном тротуаре. Девушки скрылись за стеклянной дверью магазина. Проводив их взглядом, Саргылана заметила на фоне магазинной витрины двух мужчин, стоявших лицом друг к другу и, видимо, о чем-то беседовавших. Саргылана обратила внимание на них именно потому, что они стояли, а не двигались — это бросалось в глаза. Стоявший к ней спиной плотный коренастый человек в коричневом костюме снял шляпу, вытер лоб платком, затем вытер тулью шляпы и осторожно, чтобы не смять тщательно зачесанного пробора, надел шляпу. По этому жесту Саргылана узнала Иннокентия Аммосовича. Но с кем это он так заговорился? Как ни всматривалась Саргылана в высокого человека в темно-сером костюме, стоявшего против Джерготова, признать его она не могла. Этого человека она видела в первый раз.

Очевидно, они о чем-то спорили. Говорил почти все время Джерготов, часто жестикулируя, что очень удивило Саргылану, так как обычно Иннокентий Аммосович изъяснялся очень неторопливо и степенно, с некоторой даже нарочитой солидностью. Наконец собеседник Джерготова взглянул на часы, сказал что-то, и оба, дойдя до угла улицы, стали пересекать ее, приближаясь к ступеням подъезда, на которых стояла Саргылана. Когда они почти поравнялись с нею, Саргылана хотела окликнуть Иннокентия Аммосовича, но в это время его спутник, заметив Саргылану, окинул ее острым оценивающим взглядом и, сделав несколько шагов, оглянулся и еще раз скользнул по ней глазами.

Настроение у Саргыланы сразу испортилось. «Стою тут, как на выставке», — упрекнула она себя, подождала, пока Джерготов и его спутник скрылись из виду, и пошла вниз по Большой Садовой.

Ей совсем не хотелось в мыслях возвращаться к наглому незнакомцу, но в то же время смущало, что общего с ним у Иннокентия Аммосовича. И она решила, что при удобном случае спросит у него об этом.

Ей пришлось еще раз увидеть неприятного незнакомца. Миновав площадь Восстания, она свернула в переулок и почти столкнулась с Джерготовым и высоким в сером костюме. К ее удивлению, Иннокентий Аммосович очень смутился, хотя и попытался это скрыть, обратившись с улыбкой к Саргылане:

— Поздно, поздно ты сегодня возвращаешься, Саргылана… А я вот встретил старого знакомого. Только что вышел…

— Я уже, кажется, имел удовольствие вас видеть, — перебил Джерготова незнакомец, снимая шляпу и кланяясь Саргылане. — Вы стояли на ступенях у выхода из метро, когда мы проходили по площади.

При этом на его чисто выбритом, с тонкими строгими чертами лице не было и следа того выражения, с которым он оглядел ее там, на площади. Улыбался он приветливо и учтиво.

— Я стояла там, — подтвердила Саргылана, — но я не видела, когда проходил Иннокентий Аммосович.

Было стыдно признаться, что заметила, как оглядел ее спутник Джерготова.

— Я скоро вернусь, — сказал Иннокентий Аммосович, отпуская ее кивком головы, — предупреди остальных, чтобы не отлучались. Возможно, сегодня пойдем в театр.

Высокий с коротким поклоном приподнял шляпу, и оба скрылись в соседнем переулке. Саргылана медленно пошла домой, удивленная и недоумевающая.

Иннокентий Аммосович вернулся к семи часам с билетами в Театр оперетты. Ребята, как по команде, ощупали подбородки и побежали все трое в парикмахерскую. Подруга Саргыланы, Дуся Карпова, быстро раздобыла утюг и занялась выходным платьем.

— Тебе нужен утюг? — спросила она Саргылану.

— Нет, — ответила Саргылана, — мне нездоровится, в театр я не пойду.