На краю пропасти

- Оно выкатывалось во-он оттуда, и ты спрашивала: «Янек, а откуда оно вылезает!» А я говорил: «Далеко-далеко, еще дальше, чем город Крулевиц, в земле есть большой- большой овраг. Там и живет солнышко. Вечером оно прячется в тот овраг, а утром, зевая и потягиваясь, вылезает. Вот будет тебе лет десять, мы пойдем туда, и я покажу тебе тот солнечный овраг...» Помнишь?

Он опять заглянул в ее холодное лицо... Ах, Зоська! Она верила в сказки брата, а может, делала вид, что верит, все звала его пойти в «солнечный овраг».

- Вот я и вернулся, - с отчаянием выкрикнул он. – Зосенька, ну как мне встряхнуть тебя?! Гляди: вот старина Казимеж со своей подругой - старушкой Региной. Эй, Казимеж, возьми и нас с собой в южные страны! Ну же, Зоська, попроси и ты!

Ян тормошил девушку, показывал ей на лебедей. Даже Казимеж и тот, кажется, понял в чем дело: приподнявшись, он захлопал тяжелыми крыльями. А молодые лебеди, загалдев, вдруг побежали по воде, поднялись и полетели. Как это было красиво, и так было чего-то жаль до слез... Все как в детстве! Ян опять поглядел на Зосю. Гримаска-улыбка по-прежнему блуждала по ее милому, такому бездумному личику. Приложив руки ко рту, Ян закричал лебедям:

- Постойте! Казимеж, и мы с вами!

Лебеди развернулись, сделали круг над серой водой, крышами Поморья и полетели вдоль залива лишь одной им известной воздушной дорогой. Ян долго глядел им вслед. Состарившийся, сгорбившийся отец гремел ведром в колодце. Потерявшая рассудок сестренка зябко поводила плечами. Ян набросил ей на плечи свою куртку и повел в дом.

Восточная окраина г. Ширвиндта.

...В борт танка постучали чем-то тяжелым, и звонкий гул прокатился по машине. Рогов шевельнулся - прижавшись друг к другу, танкисты спали в своей машине, укрывшись сырым брезентом. Сутки не выходили из боя! Всю ночь танковая рота Соколова вышибала фрицев из дотов и дзотов, из подвалов, кирпичных сараев и домов Ширвиндта, превращенных в огневые противотанковые засады. Хотя разве это рота - четыре машины? К утру кончились снаряды, но последние вражеские солдаты были выбиты из городка, и Рогов, загнав машину в перемолотый гусеницами танков садик, приказал отдыхать... Ч-черт, вот умаялись, на гильзах спали.

- Эй, танкисты! Есть там кто? Открывайте хату!

- Снаряды, что ли, привезли?

Рогов откинул крышку люка. Возле танка стояли три пехотинца, и в одном на них Рогов признал казаха с широким узкоглазым лицом. Улыбнулся: жив, дружище! Спрыгнул на землю, потянулся: хотя и на гильзах, а неплохо вздремнули. Казах весело прокричал:

- Стучима, стучима в танка, а оттуда никакой звука!

- А в чем дело, мужики? Разбудили, черти, не заснешь теперь.

- На парада. На центральный площадь, - проговорил казах. - Маленький парада за большой дело. Вот приказа, выполняй: ходим, ходим, солдата, танкиста, артиллериста собирай. Ходи-ходи!

- Ходю-ходю, - отозвался Рогов. - Эй, славяне, поднимайтесь!

Ощупал лицо: ну и щетина вымахала, как жнивье. Присмотрелся, приметил водяную колонку и, скинув на ходу кожаную куртку, направился к ней. Остановился, оглянулся: черепичные крыши, шпиль кирхи, вонзившейся в небо. Что, неужели взяли первый немецкий город?

«Для характеристики ожесточенности боев показательно, как они велись в Ширвиндте. В центре и западной части города мы не видели ни одного уцелевшего города дома. Все они были превращены в доты, и за каждый шел бой. Пулеметы стреляли не только вдоль улиц, но и дворов во дворы на другой стороне. А когда тот или иной пулемет был подавлен, из подвала начинали стрелять автоматчики… Естественно, что и наши войска и сами несут немалые потери. Но когда вокруг котла ротной кухни собралось меньше бойцов, чем наварено было порций в котле, я не чувствовал той хватающей за душу невыразимой тоски, что была в глазах у людей, ужинавших после боев на Смоленщине... Теперь боль одолевалась сознанием, что и кухня уже въехала в логово фашистского зверя».

Из воспоминаний военного переводчика В. Померанцева.