Левую руку пронзила боль, резкая, нестерпимая, рвущая… Словно не ножом поранился, а чем-то с множеством острых, торчащих в разные стороны иголок. Попытался вдохнуть — наоборот, выпустил остатки воздуха наружу, а рот заполнила вода. Холодная и противная на вкус. Сквозь боль зашевелил руками, чтобы сдвинуться с места, чтобы как можно скорее всплыть к воздуху, но никак… Не получалось! Только сейчас почувствовал тяжесть на ногах. Открыл глаза. Мутная, едкая жижа, поднятая со дна падением телеги, будто буря перед глазами: сотни, нет, тысячи частичек грязи или чего-то там. Повертел головой, различил: чернеющая глыба справа, наверное, телега, и длинный отросток — оглобля — прижал за ногу ко дну, держит. Митяй согнулся, достал правой рукой до деревяшки, дёрнул. Ничего. Ещё, ещё… Сильней. Откуда-то взялась в тщедушном теле сила… Вывернул оглоблю, она с треском отошла от телеги, отпуская. Пара взмахов руками, несмотря на боль и полыхающие огнём лёгкие — и, наконец, свобода…
Неудачное слово. Не в нынешних условиях. Теперь главное — стены города и жизнь за ними.
Отдышался шумно и глубоко, с хрипом, отплевался от противной воды с мелкими частичками ила, скрипящими на зубах, дёрнул за примятую траву, свисающую с берега, и выскочил на землю. Несколько долгих секунд лежал, дрожа и беззвучно матерясь, затем поднялся, бережно поддерживая левую руку. В ней торчал осколок лука. Твёрдая дубовая древесина растрескалась, расщепилась, врезалась в локоть промеж двух костей. Чёрная кровь бурлила, выталкивая из себя грязь, а рана быстро затягивалась…
Чёртов мутант. Теперь он тоже грёбаный мутант! Нельзя никому рассказывать. Но и невозможно будет это скрыть, если он не доберётся до Юрьева, до спасительных, когда-то белых, четырёхметровых стен. Как же быть? Дилемма…
Митяй сжал зубы, чувствуя скрип песка. Мысль подсказала: отец поможет, а главное — добраться до него. Он поднял автомат, который удачно слетел при падении и оказался под носом у вылезшего на берег юноши, ещё порыскал в траве — нашёлся выпавший нож. Пика куда-то исчезла, видимо, лежит на дне речки, ну да ладно, автомата с ножом хватит, чтобы преодолеть несколько километров. Огляделся: сзади спрятавшаяся за травой вода, вдоль неё — дорога, дальше — трёхэтажное здание.
Митяй сделал пару шагов в ту сторону, куда ускакала кобыла, и застыл. Дорогу преградила чёрная кошка. Большая, бьющая по асфальту хвостом и наблюдающая за ним. Животные после Трындеца тоже выживали. Сами, одни, как могли, без людей, которые их предательски бросили. Кошки, собаки, всякие грызуны, попугаи. Собаки-то из города ушли: те самые серые падальщики. А вот кошки остались и не изменились почти совсем, только вымахали в три раза выше и стали злее и умнее. Купец всегда предостерегал от этих животных: недаром они выгнали из города собак. И почему-то Митяю казалось, что не привыкли кошки видеть людей на своих улицах. Не простили обиду за предательство.
Юноша зло поднял автомат и, не раздумывая, нажал на спусковой крючок. Тихий щелчок — осечка.
— Да что за трындец-то сегодня! — видимо, заклинил.
Митяй потряс автомат, постучал по нему кулаком — ничего. Что-то где-то заело. Откинул его за спину и выдернул нож. Острый железный коготь блеснул, предостерегая животное. Но кошка и ухом не повела, она медленно пошла на юношу, потом легко побежала. Это было плохо. Старики рассказывали о ловкости и изворотливости этих животных, говорили ещё, что шансов никаких без оружия.
— Чёрт! — не выдержал Митяй. К драке он сейчас не был готов. Страх, который они должны были преодолеть в честном испытании, заставил думать его, как думают жертвы. А добыча бежит и прячется. Юноша метнулся к зданию, прыгнул в окно и рухнул вместе с осколками стекла и обломками рамы уже в помещении. Задел какой-то стол и, не задумываясь, развернулся к проёму с торчащими осколками рамы. Следом одним огромным прыжком метнулась кошка… Шипение, визг и злобное рычание твари оборвал несколько раз впившийся в её тело нож.
Митяй с трудом отбросил мёртвое животное, из которого вываливались внутренности, несколько раз выдохнул и приложил ладонь к щеке. Четыре глубокие царапины пересекали её. Юноша отдёрнул руку и посмотрел на испачканную чёрной субстанцией ладонь. Оказывается, не так просто бродить вне стен города. А он остался почти без оружия, только нож помог ему. Спас жизнь. Левая рука разрывалась от боли — кошка вывернула, разбередила дубовый обломок, тот поломал кости, вывернул плоть почти наизнанку. Кровь вновь пошла, но, как и раньше, быстро сворачивалась. Хуже было другое — боль и кусок дерева внутри будто парализовали руку до локтя. Надо срочно валить отсюда, иначе с такой скоростью, с которой появлялись новые опасные твари, Митяй до Юрьева не дойдёт.
Только когда встал и осмотрелся, понял, где находится. Школа. А это — класс. Грифельная доска, парты… но уж больно жутко тут. В дальнем углу горка скелетов в драных, почти истлевших лохмотьях, за тремя партами тоже, и за учительским столом один. Черепа запрокинуты назад, как будто…