На край света

— Мы уже не на восток, на обедник[91] идем. Позади берега скрылись за носом. Спереди из-за носа тоже не видно берегов… Неужто?..

Волнение овладело Дежневым.

Морской горизонт расширялся с каждой минутой. Свежий ветер гнал волны с белыми гребнями. Легкие облака бежали по светло-голубому небу. Ослепляя, солнце искрилось на волнах и качавшихся на них льдинах.

«Сотня сажен — до края носа, — думал Дежнев. — Что-то за ним увидим?»

— Двадцатое сегодня, Михайла? — вдруг спросил он Захарова.

— Сентября двадцатый день, — твердо ответил тот. — Сегодня — три месяца плаванию.

Нестройный крик донесся с «Медведя», уже вышедшего за нос. Гребцы «Медведя» бросили весла и вскочили на нашести.

— Навались! — раздался ободряющий гребцов голос Дежнева.

Несколько мощных взмахов весел — и «Рыбий зуб» также выскочил за нос.

Море, ослепительно сверкавшее на солнце море, куда ни взглянешь, — вот что увидел удивленный Дежнев вместо горного кряжа ожидаемого берега. Тихий океан открыл перед Дежневым свои просторы. Редкие льдины там и здесь колыхались на волнах, обдаваемые белой пеной.

Гребцы вскочили. Грозные скалы Необходимого носа высились справа, и о них разбивались волны. Сзади и слева на востоке знакомое Студеное море. Его горизонт скрывался в туманной дымке. Спереди — сверкавшие на солнце волны нового, неведомого океана.

— Вот он, край земли Сибирской, — сказал Дежнев.

— Вона! — изумленно проговорил Ефим Меркурьев. — До края света, видно, дошли.

— Дежнев! — радостно кричал Попов с «Медведя», размахивая шапкой. — Семен Иваныч!

Так произошло одно из крупнейших географических открытий. Горсточка скромных русских людей совершила подвиг, даже не сознавая его величия. Двадцатого сентября 1648 года русские люди первыми из европейцев прошли проливом, существование которого было волнующей загадкой для европейских картографов и ученых. Дежнев не знал, что многие из них были готовы на любые жертвы, лишь бы достоверно узнать, отдельный ли континент Америка, или она — продолжение Азии.

А они, безвестный казачий десятник Дежнев и купеческий приказчик Попов, качаясь на небольших суденышках в узком проливе между великими материками, лишь случайно не увидели берегов Америки, в тот день скрытых туманом.

Часть вторая

1. «Рысь»

Необычная картина просторов нового океана поразила и мореходцев «Рыси». Лихие люди толпились у бортов, дивясь на черную громаду Необходимого Носа, на розоватые и зеленоватые льдины, качавшиеся на волнах.

Анкудинов стоял на носу коча, прислонясь к борту. В раздумье он посматривал то на берег, то на идущий впереди «Рыбий зуб». Вся фигура его выражала нерешительность. Зато на тупом и жестоком лице Ивашки Косого, стоявшего за атаманом расставив ноги и заложив руки за спину, не было заметно нерешительности и не было раздумья. Он смотрел исподлобья на «Рыбий зуб», видимо давно решив, как следует с ним поступить. Косой перевел взгляд на спину своего атамана.

Анкудинов оглянулся. Его бегающие глаза встретились с тяжелым и осуждающим взглядом Косого. Анкудинов как-то смешался и, к собственной досаде, неожиданно для себя, спросил:

— Думаешь, пора?

— А то нешто нет? — вопросом ответил Косой. — Чего ждать-то?

Анкудинов выпрямился, принимая независимый вид начальника.

— Я так и решил, — отрывисто бросил он и, не глядя на Косого, отошел от борта.

— Дружина! Ко мне!

Анкудиновцы, за исключением стоявшего за рулем Ивашки Вахова, сомкнулись вокруг атамана.

Анкудинов вскинул подбородок и, глядя выше шапок столпившихся людей, произнес:

— Атаман решил: покончим с Дежневым. Погыча-река за этим утесом — не иначе. Взять оружие! Тихо!

Топот разбегавшейся дружины и лязг оружия быстро стихли.

Анкудинов приказывал:

— Восемь гребцов, на весла! Трое — багорщики. По местам! Вам, пяти пищалям, залечь у бортов. Пищали до времени скрывать. Как подойдем да дежневцы всполохнутся, стрелять разом. Ты, Федька, бьешь старого хрыча Фомку. Ты, Митька, бесхвостую цаплю Сидорку. Ты, Евтюшка, валишь Дежнева. Наповал! Смотри, коли промажешь, голову оторву!

Евтюшка Материк, хмуро смотревший до этих слов себе под ноги, резко поднял голову. Его и без того бледное лицо со следами начинавшейся цинги еще более побледнело.

— Нет! — вдруг глухо, но решительно произнес он.

Анкудинов удивленно поднял брови.

— Что ты сказал? — процедил он, презрительно скривив губы.

— Нет мово согласия убивать Дежнева, вот что сказал! — с необычайной решимостью ответил Материк, повышая голос.

— Твово согласия, говоришь, нет? — насмешливо переспросил Анкудинов, делая медленный шаг к Материку.

— Нету! — отчаянно выкрикнул Материк, оглядываясь, словно ища поддержки. — Ты что, атаман, затеял? Кого убивать хочешь? Нашего брата казака? Лучшего из казаков?

— Бунтуешь, собачья шерсть! — шипящим голосом произнес Анкудинов, и его правая щека задергалась.

— Не Дежнев ли тебе, свому ворогу, луку ссудил, когда нас цинга забирала? Не он ли тебе муки дал? За столько тыщ верст от дому, на краю света, считай, свово же брата русского человека убить умыслил!

— В воду! — рявкнул Анкудинов.