На исходе последнего часа

– Я так понимаю, – сказал Вахит, – мы должны выдвигать какие-то требования?

– Конечно. Требования обычные: вывод федеральных войск, полная независимость, отделение от России. После такой акции переговоры будут немедленно прекращены.

– Но тогда, после того как мы выйдем из этого города, на нас же обрушится новый удар федеральных войск!

Ибрагим покачал головой.

– Нет, не обрушится. Потому что теперь их генералы будут осторожнее, так как в любое время захват заложников может повториться. Кроме того, мы получим передышку, за время которой Акпер доставит сюда и деньги и оружие. Пошли Аллах ему здоровья!

– Пошли Аллах… – повторили за ним командиры.

После того как Вахит, Гусейн и Абдулла ушли, старик некоторое время сидел за столом и рассеянно перебирал свои четки. Потом посмотрел на часы, натянул на голову свою каракулевую папаху и вышел из дома. Поминки все еще продолжались. Ибрагим вышел на задний двор, пересек большой фруктовый сад, прошел огородами и углубился в лес. Через несколько минут он оказался на большой поляне. Еще раз посмотрев на часы, он засунул в рот два пальца и с лихостью, не свойственной его почтенному возрасту, свистнул. Из леса тотчас же вышел высокий солдат в полевой форме. Впрочем, при ближайшем рассмотрении «солдат» оказался женщиной. Длинные светлые локоны, выбивающиеся из-под фуражки, сильно выдающаяся вперед грудь и довольно развязная походка. Старик сказал ей несколько слов и быстро отправился обратно.

Когда он скрылся из виду, женщина скинула с плеч небольшой рюкзак, открыла его и вытащила ситцевое платье в веселенький цветочек. Расстегнув многочисленные пуговицы и сняв с себя форму, десантную тельняшку, тяжелые ботинки, она осталась в одних колготках. Затем она подумала и скинула колготки тоже. Натянув на себя платье, выгодно облегающее ее формы, она подхватила свой рюкзак и быстро ушла в лес.

Единственной уликой таинственной встречи Ибрагима со светловолосой десантницей остались ослепительно белеющие на зеленой траве скомканные колготки…

ОППОНЕНТ

Утром Грязнов улетел в Штаты. А окончательно оклемавшийся Турецкий наказал ему вернуться с золотыми медалями и занялся наконец собственным отравителем.

Полякова ему привели в тот же кабинет. Нельзя было сказать, что со спокойного по-прежнему эстонского бизнесмена за сутки, проведенные на Петровке, 38, сошел весь лоск. Но что-то действительно в нем изменилось. Несколько лихорадочный блеск глаз выдавал, по крайней мере, внутреннее волнение.

«Играет, что ли? – спросил себя Турецкий. – От ответа на этот простой вопрос зависит очень многое».

Он придвинул пачку сигарет, пепельницу и сказал:

– Пива уже не предлагаю. Проехали. – Сам Турецкий чувствовал себя так, как если бы накануне прилично перебрал.

– Я не курю, – решительно отказался Поляков, – бросил лет пять назад. Знаете, много раз пытался, и ничего не выходило. А тут как-то сидел на одной деловой встрече часов пять, курил, курил, и вдруг в глазах потемнело. И тут я почувствовал, что если сделаю еще хоть одну затяжку, просто свалюсь со стула. И с тех пор – как отрезало.

Турецкий, который собирался было закурить, посмотрел с сомнением на пачку «Кэмела» и убрал ее в стол.

– Александр Борисович, – церемонно сказал Поляков. – Я приношу свои извинения за то, что с вами сотворил, но, к несчастью, это была единственная возможность остаться здесь. Я, надеюсь, могу вас называть не гражданином следователем, а по имени-отчеству?

Турецкий кивнул. И тут же спросил, уже понимая, каков будет ответ:

– То есть вы хотите сказать, что специально вырубили меня, чтобы вас задержали?

– Именно, – подтвердил Поляков с удовольствием.

– Почему же вы так хотели спрятаться именно в тюрьме, от кого вам нужна защита?

– Спрятаться я уже вряд ли где смогу. Я теперь зомби, на мне клеймо. Я здесь отчасти затем, чтобы получить что-то вроде индульгенции…

– Это вы ошиблись адресом, в Ватикан надо было обращаться.

– Вы не понимаете. Чтобы получить индульгенцию и сразу же поделиться с вами этим большим человеческим счастьем.

– Действительно, не понимаю, – сознался Турецкий.

– Это опасное заявление для следователя, – улыбнулся Поляков.

– Объяснитесь, если возможно.

– А если нет?

– Тогда мне придется изымать ваши соображения самостоятельно, – начиная раздражаться, сказал Турецкий. – Такая уж работа. Слишком много разных дел связано с вашей неординарной персоной. Но давайте кончать этот абстрактный разговор. Я готов еще раз отведать клофелина, только бы разобраться в том, что вы наворотили.

– А скажите, Александр Борисович, что было в камере хранения, которую я вам назвал?

– Вы хотите сказать, что не знаете этого?

– Конечно, нет. Или, может быть, вы нашли там мои отпечатки пальцев? – насмешливо спросил Поляков. – А я-то гадаю, зачем с меня их тут снимали.

– Мы нашли их в другом месте, – спокойно заметил Турецкий.

– Да, я понимаю, в машине «скорой помощи». Ну так я от этого не отказываюсь.

– И может быть, не откажетесь от убийства санитара Менжеги?

– Не откажусь, – охотно согласился Поляков.

Турецкий не поверил своим ушам.